КТО ПОЙМАЛ "ШПИОНА ВЕКА"
Труд, Москва, 23.06.2005 г.
Николай ДОЛГОПОЛОВ.
Полковник Внешней Разведки в отставке Иван Прохорович Дедюля впервые рассказывает сенсационные подробности о поимке предателя №1 Олега Пеньковского
Считалось, что поимка предателя Олега Пеньковского — полностью заслуга наших
контрразведчиков. Это они вышли на полковника ГРУ, два года передававшего
ценнейшие и сугубо секретные сведения американской и английской разведкам.
Казалось, все подробности поимки предателя № 1 известны. Сегодня "Труд"
впервые сообщает о том, кто и каким образом помог выйти на него. Сигнал о
существовании "крота" в советских спецслужбах пришел из нейтральной
Австрии...
— Иван Прохорович, а в каком качестве вы находились в Австрии?
— Ко времени отъезда в Вену я уже трудился в Первом главном управлении -
теперь это Служба внешней разведки. А до этого был чистым дипломатом.
Вызвали меня на Старую площадь в ЦК и прямо говорят: есть, Иван Прохорович,
предложение укреплять органы, искоренять бериевщину. А в Австрии я занимался
вопросами ГП — "главного противника".
— Если не ошибаюсь, так раньше называли американскую разведку?
— Не ошибаетесь. В Вене я без малого четыре года — с 57-го по 61-й -
проработал заведующим консульским отделом посольства. С австрийцами
отношения сложились хорошие. И вот 9 мая, точного года называть не буду,
возлагали мы с посольскими венки к мемориалу советским воинам-освободителям.
И тут к нам с военным атташе обращается незнакомый человек лет пятидесяти. И
на слабом, но понятном русском: "Поздравляю с праздником, благодарю за
освобождение. Я вам тоже лично обязан, особенно вот этому товарищу,
генеральному консулу". И показывает на меня. Приятно, отвечаю, слышать, но
интересно, где же наши пути пересекались? Респектабельный господин с цветами
отвечает, что в 1944-м. Но история это длинная, и он бы хотел переговорить
со мной один на один. Времени беседа может занять немало, однако чем раньше
мы встретимся, тем лучше.
— Вас такая решительность не насторожила?
— Признаться, меня все это озадачило. Но чувствую: хочет человек что-то
рассказать. И предлагаю — давайте прямо сегодня в 8 вечера тут на площади
неподалеку... И встретились. Центр Вены, толпы народа, и мы идем себе,
прогуливаемся.
— Вы не боялись — вдруг какой-то шизофреник или еще похуже?
— Я на всякий случай взял контрнаблюдение. Присматривала со стороны пара
хлопцев. А австриец мне сразу: вы в 1944-м спасли мою жизнь, и поэтому я
перед вами в долгу. Я служил в вермахте, после разгрома под Минском наша
100-тысячная армия попала в кольцо. Некоторые прорвались на Запад, а мы -
нет, и партизаны юго-восточнее Минска нас вылавливали. Одна из ваших групп
нас нашла в лесу — раненых, брошенных своими. Человек двадцать и еще троих
раненых — нами в плен захваченных красноармейцев посадили в кузов грузовой
машины и привезли к вам, господин генеральный консул. Вы вышли к машине, и
сердце у меня екнуло: кажется, конец. Но вы посмотрели на нас, спросили, как
мы себя чувствуем, и я понял: не расстреляют.
— А вы этот эпизод припомнили?
— Конечно, такое не придумаешь. Я был комиссаром партизанской бригады
"Смерть фашизму", и произошло это между Минском и Борисовым, в деревне
неподалеку от Смолевичей. Я тогда приказал врачу нашей бригады Марии
осмотреть немцев. Она кому-то сделала перевязку, кому-то йодом чего-то
подмазала. Помогла, чем могла. Мы же сами бедно жили, чуть не на подножном
корму. Немцы осмелели, и кто-то мне на ломаном: умираем, плохо, очень плохо,
три дня ничего не ели. Пить, пить... Хорошо, объясняю им, напоить-то мы вас
напоим, а вот с едой худо. Дали по сто граммов...
— Водки?
— Что вы! Хлебушка. На кухне приказал отдельно сварить бурду для больных и
измученных.
— Такой гуманизм после всего, что немцы в Белоруссии натворили?
— Я им объяснил, что хотя бригада наша и называется "Смерть фашизму", мы
бьем только тех, кто с оружием в руках, а вы — пленные. И эти люди были
готовы меня расцеловать. Вспоминали мы случившееся под Смолевичами, и
австрийца моего прошибла слеза, да и я был тронут. И тут он снова: у меня к
вам разговор. А сам поглядывает по сторонам. Я ему вопрос: знает ли он, кто
я такой? Он отвечает, что да, потому и искал встречи, особенно в последнее
время, а послал ему меня Бог. И тут оказывается, что спасенный в 1944-м
австриец живет в Вене и имеет неплохие связи со многими бизнесменами.
Некоторые торгуют с СССР. Одна из лондонских фирм "Гревилл Винн лимитед"
имеет свой то ли филиал, то ли офис в Австрии.
— Так ведь Гревилл Винн — тот самый английский коммерсант, который был
связным у Пеньковского? Винна осудили на 8 лет, а через год быстренько
обменяли на Бена Лонсдейла — нашего разведчика Конона Молодого.
— Это теперь все известно и разложено по полочкам. А тогда австриец и
сообщил мне, что смущает его лично в бизнесе фирмы "Гревилл Винн лимитед"
странная деталь. Фирма собирается сконструировать специальный фургон для
демонстрации фильмов и чтения лекций в Советском Союзе. Об этом написали
даже английские и венские газеты.
— И что здесь насторожило вашего знакомого незнакомца?
— В фургоне должно быть двойное дно или скрытый тайник между стенами, в
котором может поместиться человек. Значит ли сие, что кого-то должны тайно
вывезти из СССР? Или готовится какое-то преступление? С Гревиллом Винном мой
собеседник знаком не был, а вот его доверенных лиц волею все той же судьбы
знал хорошо. Мы договорились встретиться, когда австрийский друг выяснит
подробности. Решили, что он поставит условный сигнал.
— И каким же у вас был с австрийцем этот условный сигнал?
— Перечеркнутый круг. Как только он появляется — это обозначает срочный
вызов, и мы встречаемся в тот же день в заранее оговоренном месте и в
определенное время. Каждый день на пути в посольство я проезжал мимо,
визуально проверял, контролировал. И через три месяца увидел этот сигнал.
— Что же рассказал ваш друг-доброволец?
— Встреча оказалась важнейшей. Узнал он, что хозяин фирмы, заказавший этот
самый фургон, не гешефтман (торговец. — Н.Д.), а человек, используемый
англичанами для поездок в Советский Союз со шпионскими целями. Я сразу ему
заметил, что СССР очень большой. А австриец мне: да, большой, но задача
этого Винна — встречаться с одним высокопоставленным лицом из вашего то ли
министерства обороны, то ли генштаба. Он — полковник или, возможно, генерал.
Я спрашиваю: а какие еще признаки? В ответ — фамилия его на "ский", то ли
Баньковский, то ли Петровский или нечто похожее. А еще этот человек часто
выезжает из Москвы в заграничные командировки, и с ним встречается наш
"гешефтман", получая от этого на "ский" соответствующую информацию. Если он
занимает важный пост, то и информацию для чужих спецслужб дает
соответствующую. Так что, говорит мой австриец, вашу страну я отблагодарил и
вас лично тоже. Можете, показывает на лацкан моего пиджака, просверливать
дырочку для ордена.
— Что-то ваш австрийский друг чересчур уж сообразительный для торговца. И
реалии он наши советские знал — "дырочка для ордена", и очень быстро
разобрался с системой постановки условных знаков.
— Я полагаю, был он не просто торговцем, а трудился в австрийской службе
безопасности. Потому что понимал меня с полуслова — место встречи,
назначенное время, вызов. Знал технику и методику. Поэтому и был осведомлен
об этом самом Винне, о местном филиале или мастерской, которая с
англичанином сотрудничала. Я даже спросил австрийца, не с американцами ли он
работает, и тот ответил, что нет, но знакомые у него есть и в консульстве
США.
— Наверное, ваш коллега.
— Фамилию и имя я у него не узнавал. Не считал, что это так важно, да и
насторожить могло. Для меня главное было — получить то, что я получил. И
расстались мы так: если возникнут у меня вопросы, я поставлю условный знак,
будет что-нибудь у него — жду знака на том же месте.
— Почему-то мне кажется, что та встреча была и последней.
— Действительно, больше я его не видел, и в поле моего зрения он никогда не
попадал. Но наверняка, если работал в австрийской спецслужбе, находился
где-то рядом. Только я своего знакомого из 1944-го и не разыскивал. Хотя
поработать с ним было бы очень интересно.
— Все равно ваш должник с долгами рассчитался сполна.
— Не то слово. Мы послали телеграмму особой важности и сразу на имя
начальника внешней разведки Сахаровского. Написали в деликатных тонах, чтоб
уж очень-то не гнать волну. Ведь случай — уникальный. Спустя несколько лет я
поинтересовался, как проходила работа по этой телеграмме. До оперативного
отдела она даже и не спускалась. Наверное, Сахаровский сам проинформировал
контрразведку.
— Боялись спугнуть Пеньковского?
— Полагаю, сразу посчитали сообщением особой важности. И еще в Вене понял,
что наш сигнал принят к сведению. В 1962-м Пеньковский был арестован. И я
предполагаю, что наша контрразведка оставила время для сбора материала и
даже, возможно, запустила через Пеньковского, до последнего момента ничего
не подозревавшего, кое-какую дезу...
— Судили Пеньковского в мае 1963-го. Приговор — расстрел. Иван Прохорович, а
вам-то пришлось делать дырочку в пиджаке, как предрекал ваш австрийский
друг- коллега?
— Да нет. Но разве в этом дело?
Представляем собеседника
Иван Прохорович Дедюля, учитель по образованию, во время войны стал
комиссаром крупного партизанского отряда, сражавшегося в Белоруссии. Затем -
партийный работник. После окончания Высшей дипломатической школы сотрудник
МИДа был направлен в командировку в Германию. С 1954-го перешел во внешнюю
разведку. Работал заместителем резидента КГБ в Австрии, резидентом КГБ в
Израиле. После возвращения занимает пост помощника по разведке председателя
КГБ Юрия Андропова. Полковник Дедюля награжден боевыми орденами, медалями и
особо ценящимся среди чекистов нагрудным знаком "Почетный сотрудник
госбезопасности".