ПРОЗРАЧНЫЕ СТЕНЫ ДЖОРДЖА БЛЕЙКА
Российская газета, Москва, 08.09.2006 г.
Игорь ЕЛКОВ.
"Молодая гвардия" выпустила новую книгу легендарного разведчика
КНИГА "Прозрачные стены" вышла из-под пера живой легенды нашей
разведки. Джордж Блейк — бывший офицер британской Сикрет интеллидженс
сервис, ныне почетный профессор Академии внешней разведки Российской Федерации. За
шпионаж в пользу СССР в Великобритании был приговорен к 42 годам тюрьмы.
После четырех лет заключения бежал, перебрался через Берлин в Москву, где
живет до сих пор. Награжден орденами Ленина и Красного Знамени, ему
присвоено звание полковника внешней разведки.
"Прозрачные стены" — его вторая книга. Ранее он написал воспоминания
"Другого выбора нет". Новый труд — это одновременно серьезный и
обстоятельный рассказ об участии автора в антифашистском Сопротивлении, о
службе в Королевском военно-морском флоте, про войну в Корее и плен, годы
нелегального сотрудничества с советской разведкой, арест и фантастический
побег из тюрьмы. И в то же время книга читается как захватывающий
детектив.
Мы связались с генеральным директором "Молодой гвардии" Валентином
Юркиным.
Российская газета.Валентин Федорович, почему именно Блейк?
Валентин Юркин.
"Молодая гвардия" постоянно ведет эту линию — рассказ о разведчиках.
Среди великих фигур разведки можно вспомнить Иосифа Григулевича,
Александра Короткова и Геворка Вартаняна, делавшего поистине
фантастические вещи в разведке. У нас в "Молодой гвардии" была встреча с
Грэмом Грином, крупнейшим писателем и разведчиком. Это особые люди:
особого склада, особых заслуг. Потому мы с большим удовольствием работали
с Джорджем Блейком. При личном общении это еще и поразительно обаятельный
человек, удивительно расположенный к людям. Можно даже сказать, что он
разрушает стереотип сурового образа разведчика или контрразведчика.
РГ
Судя по рекламе, бестселлерами сегодня становятся книги несколько
иного жанра. На ваш взгляд, серьезные книги о разведчиках и о разведке не
выходят из моды?
Юркин
Мы убеждены, что всякого рода околоиздательская пена рано или поздно
спадет. Нужна честная книга, исторически безупречная, построенная на
фактическом материале. В данном случае мы не развлекаем читателя, а, если
угодно, делаем некую инъекцию чувства патриотизма. Ведь большинство людей,
работавших на СССР, работали из идейных соображений.
Что же до моды, то лично я не признаю моды в книгоиздании. Когда
читаешь воспоминания Блейка, поражает, насколько много у человека должно
быть силы, убеждений, и какой должен быть талант, чтобы в суперстрессовых
условиях выполнять свой долг.
Повторюсь, что пена сойдет и добротная книга займет почетное место на
книжных полках россиян.
Джордж Блейк о
превратностях судьбы
Агент Микки — а на самом деле Хорст Эйтнер — был женат на молодой
красивой женщине, проведшей пять лет в сибирском лагере. Советские власти
в Восточной Германии приговорили ее к 25 годам заключения за шпионаж в
пользу американской разведки, а потом она была амнистирована.
Я работал с ним уже около года, когда русский связной предупредил
меня, что Микки и его жена перевербованы ГРУ — советской военной
разведкой.
У Микки и его жены вошло в привычку отмечать в одном из берлинских
ресторанов каждую годовщину ее освобождения в компании подруги, сидевшей в
том же лагере и выпущенной с ней в один день. Как и обычно, это была очень
веселая вечеринка, и они выпили больше, чем следовало. Микки вздумалось
ухаживать за подругой, что, естественно, жене не понравилось. Она выразила
свое недовольство и велела ему прекратить. Он проигнорировал ее просьбу и
продолжил флирт. В конце концов доведенная до бешенства жена Микки
пригрозила пойти в полицию и рассказать, что он — советский шпион. Микки
не принял угрозу всерьез и ответил, чтобы она поступала, как хочет. Не
сказав ни слова, его жена встала и пошла прямо в ближайший полицейский
участок. Там сначала подумали, что она слишком много выпила, и отказались
ей верить. Тогда в доказательство правдивости своих слов она пригласила их
домой, где и показала два потайных микрофона, установленных советской
разведкой после моего отъезда. Микки был арестован в тот же вечер, его
жена — на следующий день.
...О провале
Произошло следующее. Пока я работал в Берлине и курировал Микки,
русским не было нужды подслушивать, о чем мы с ним говорим. Но когда я
уехал, а его отдали под начало другого офицера Интеллидженс сервис, они
заинтересовались моим преемником и попросили Микки разрешить им установить
в его квартире микрофоны для прослушивания его бесед с "наставником".
Микки согласился, и в квартире было спрятано два микрофона.
Довольно подробно ознакомив меня с этой историей, Шерголд (британский
контрразведчик. — Прим. ред.) поинтересовался, почему, по моему мнению,
Советы решили установить микрофоны только после того, как я уехал и меня
сменил другой сотрудник. Я ответил, что не имею представления.
Из последующих вопросов мне стало ясно, что в польской разведке,
причем на достаточно высоком уровне, у них был свой осведомитель, который
бежал в 1959 году в Америку и сообщил ЦРУ, что у русских есть два очень
опасных шпиона в Англии: один в Интеллидженс сервис, а другой где-то в
военно-морском флоте. Это заявление в итоге привело к аресту сначала
советского нелегала Лонсдейла и его группы, а через несколько месяцев и
моему.
Сегодня я могу с уверенностью сказать: тот вечер и два следующих дня
были самым тяжелым временем в моей жизни. Зная, что надо мной нависла
серьезная опасность и, что бы ни случилось, жизнь никого из нас уже не
будет прежней, мне приходилось вести себя с матерью так, как будто все в
порядке.
Короче говоря, весь следующий день мои обвинители продолжали обвинять меня в том, что я — советский агент, приводя понемногу все новые доказательства, а я продолжал упрямо отрицать это. Когда мы вновь встретились после ленча, допрашивающие изменили направление беседы. Вспоминая об этом, я не считаю, что это с их стороны было просто хитрой уловкой. Как мне кажется, они сами искренне верили, что все произошло именно так, как им казалось, и именно это придавало их словам особый вес. Если это было так, должен признать: они нащупали верный психологический ход. Сказали же мне следующее: "Мы знаем, что вы работали на Советы, и мы понимаем почему. Пока вы были в корейском плену, вас пытали и заставили признаться, что вы — сотрудник британской разведки. С тех пор вас шантажировали, и, не имея выбора, вы сотрудничали с ними". Когда они представили дело подобным образом, случилось нечто такое, что большинству людей может показаться противоречащим элементарному здравому смыслу и инстинкту самосохранения. Я бы назвал это внутренней реакцией. Внезапно я почувствовал, как во мне вскипает возмущение, мне захотелось объяснить им, что я действовал по убеждению, веря в коммунизм, а не из-за пыток или денег. Это чувство было столь сильно, что я выпалил: "Нет, никто меня не пытал! Нет, никто меня не шантажировал! Я сам, по собственному решению пришел к русским и предложил им свои услуги!" Эта внутренняя реакция была лишь вспышкой, но оказалась полным признанием. Сознавшись перед допрашивающими — уверен, столь же неожиданно для них, как и для себя, — что являюсь советским агентом, я стал объяснять подлинные причины, толкнувшие меня на это. Пораженные, они молча слушали меня, но их уважительное отношение ко мне не изменилось, и они не задали ни одного вопроса, ни тогда, ни после, относительно того, действовал ли я по каким-либо иным мотивам кроме идеологических.