Искусствознание и культурология Rambler's Top100
РФФИ        Российский фонд фундаментальных исследований - самоуправляемая государственная организация, основной целью которой является поддержка научно-исследовательских работ по всем направлениям фундаментальной науки на конкурсной основе, без каких-либо ведомственных ограничений
 
На главную Контакты Карта сайта
Система Грант-Экспресс
WIN-1251
KOI8-R
English
Rambler's Top100
 

ИСКУССТВОЗНАНИЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

         I. Искусствознание. Информационное и экспериментальное искусствознание
         II. Культурология. Формальные методы в исследованиях метамеханизмов культуры и культурной политики
         Литература

II. КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ФОРМАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ В ИССЛЕДОВАНИЯХ МЕТАМЕХАНИЗМОВ КУЛЬТУРЫ И КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ

Современная культурология - наука, формирующаяся на стыке социального и гуманитарного знания о человеке и обществе и изучающая культуру как целостность, как специфическую функцию и модальность человеческого бытия.
Хотя термин "культурология" принадлежит американскому ученому Л. Уайту, но в западной науке это название не привилось. Зато оно неожиданно прочно закрепилось в России. В 60-е годы в условиях ослабления идеологического диктата над наукой в СССР часть отечественных философов, преимущественно тех, кто ранее занимался критикой западных теорий философии культуры и социальной антропологии (и потому хорошо знакомых с ними) приступили к исследованиям культуры. Ставшая уже к 80-м годам популярной, "культурология", в сущности, означала не что иное, как междисциплинарные исследования в области различных аспектов истории и теории культуры (наиболее важными в этом отношении были труды А.Я. Гуревича, Ю.М. Лотмана, Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова).44 Позднее к ним присоединились некоторые историки, этнографы и социологи. Однако исследования культуры, будучи плохо совместимыми с жесткими догматами марксистского исторического материализма, не могли тогда получить признания. Поэтому формально культурология возникла только в начале 90-х годов, когда после исключения из образовательных программ исторического материализма и научного коммунизма в них образовалась явная лакуна. Вот тогда-то и было признано, что для ее заполнения наиболее предпочтительно то, еще весьма аморфное, направление исследований общества и культуры, которое и получило название "культурология".
Аналог отечественной культурологии в принятых за рубежом классификациях наук выявить сложно, поскольку в западной научной традиции феномен культуры чаще всего понимается в социально-этнографическом смысле. Основными науками о культуре в Европе и Америке являются социальная и культурная антропология. По российским представлениям - это нечто среднее между социологией, этнографией и психологией. Российская же культурология стремится к объединению всех направлений и методологий изучения культуры в единую дисциплину "без берегов". В связи с этим существует проблема адекватного перевода термина "культурология" на европейские языки и объяснения его содержания. Российская культурология безусловно шире западной anthropology, но не охватывает полностью понятия humanitaria. Определения типа сultural research или cultural studies несколько точнее по форме, но мало что объясняют по существу. Таким образом, до сегодняшнего дня проблема международной верификации российской культурологии остается не решенной.45 Главная сложность заключается в том, что сегодня отечественная культурологическая наука представляет собой эклектичную конструкцию, которая отличается мозаичностью, неструктурированностью, низким уровнем синтезированности своих составляющих, недостаточным осмыслением социальных функций и познавательных целей. В отечественной научной среде по существу еще только разворачивается настоящая дискуссия по определению объекта, предмета, познавательных принципов и категорий культурологии.46
Попыткой сведения разнородных составляющих этой науки в некую целостную систематизированную программу явилась подготовка в 1992 году первого Государственного образовательного стандарта по специальности "Культурология", разработанного специалистами Госкомвуза РФ при участии экспертов из ряда московских вузов. А с 1995 культурологические науки были уже введены в Номенклатуру специальностей научных работников Миннауки РФ в составе четырех специальностей: теория культуры; историческая культурология; музееведение, консервация и реставрация историко-культурных объектов; прикладная культурология.
Основными научными структурами, в недрах которых развиваются культурологические науки, являются прежде всего Государственный институт искусствознания Минкультуры и РАН, Российский институт культурологии Минкультуры и РАН, Отдел теории и истории культуры ИНИОН РАН, некоторые подразделения Института философии РАН, Высшая школа культурологии при МГУК, а также многочисленные культурологические кафедры и научные центры МГУ, СПбГУ, МПГУ, МГУК, РГГУ, РостГУ, Ек.ГУ и ряда иных вузов России. Отметим также, что за последние годы было подготовлено и выпущено более двух десятков учебных пособий по культурологии.47
В начале XXI века в российской культурологии происходит новое расширение ее проблемного поля. Анализ фундаментальных областей культурологического знания дополняется разработкой смежных областей истории, социологии, психологии и этнографии. Но - самое главное - в круг культурологических проблем активно включаются вопросы синтеза всех этих наук. Если сравнить эти процессы с тем, что происходит в это же время с аналогичными дисциплинами в других странах, то мы обнаружим примерно те же изменения. Исследования в области культурной и психологической антропологии начинают все шире включать анализ социально-исторических и социокультурных факторов и дополняться исследованиями в области смежных наук.
Будучи принципиально междисциплинарной наукой, культурология изучает и особенности культур народов мира (которыми традиционно занимается этнография). Ее интересует и влияние картины мира (которую изучает психология) на особенности культурного творчества и восприятия продуктов культуры. Она исследует и прошлое культуры (которое изучает история), и отношения социальных групп по поводу культурных ценностей, их статус и социальное поведение в процессе культурного творчества (которые обычно изучает социология). Иными словами, современная культурология просто обязана стать интегральной междисциплинарной наукой - в этом ее задачи и своеобразие. А это предполагает создание некоей специальной системной и принципиально междисциплинарной теории.

2


Поэтому в середине 90-х годов, опираясь на мировой опыт социологии искусства, учитывая современные тенденции ее развития и основываясь на отечественных теоретических разработках, группа грантодержателей РФФИ предприняла попытку разработки новой культурологической теории - теории субкультурной (или социокультурной) стратификации, в основе которой лежит представление о картине мира человека и о делении общества на субкультуры, различающиеся особенностями своих картин мира. Важнейшими работами этого направления стали исследования А.Я. Гуревича "Картина мира в обыденном сознании обществ прошлого" (№ 93-06-10232, Ю.В. Осокина "Искусство в культуре общества" (№ 96-06-80201), К.Б. Соколова "Субкультурная стратификация и художественная жизнь общества" (№ 96-06-80037) и некоторые другие.
Первый постулат предлагаемой теории состоит в том, что культура любого социума не является некоей совершенной целостностью - она сложным образом складывается из большей или меньшей совокупности субкультур.
Второй постулат звучит так: любая культура (в том числе и этническая) отличается от других культур прежде всего тем, что ее носители объединены неким общим миропониманием, общей "картиной мира".
Таким образом, стержнем данной теории является положение, согласно которому базисом любой человеческой культуры является некая картина мира - ментальная конструкция, разворачивание которой во всех видах деятельности и есть культурная жизнь социума. Социум, достигший в процессе эволюции высокой стадии организации, является сложной стратифицированной структурой, в которой каждая социальная страта или устойчивая социальная (функциональная) группа начинает осознавать свои корпоративные интересы и потому формирует свою картину мира, несколько отличную от общей, являющейся "ядерной" для всего социума в целом. Таким образом, культура любого сложного социума - это совокупность различающихся по ряду признаков субкультур.
Третий постулат предполагает, что каждая субкультура является носителем своих особенных социокультурных предпочтений, и, следовательно, своей собственной культуры. Поэтому, изучая эти предпочтения в разных проявлениях и разными методами, можно выявить существенные для понимания жизни социума характеристики входящих в него субкультур.
В рамках этой теории культуру общества удобно представить в виде некоей "ромашки", в центре которой расположено "ядро" данной культуры - культурная основа общества, набор фактов и ценностей, разделяемых всеми представителями данной культуры. А дальше начинаются различия - "лепестки", вырастающие из "ядра" и в этой модели представляющие субкультуры. По мере удаления от "ядра" наблюдается все большее своеобразие, происходит накопление культурных отличий. Чем длиннее "лепесток", чем дальше он отстоит от "ядра", тем в большей мере данная субкультура отличается от базовых культурных ценностей, иногда отличается настолько, что такие субкультуры чаще называют "контркультурами". Конечно, любая самая удаленная от ядра "контркультура" оказывается все равно генетически связанной с этим ядром, вырастает из него, что и позволяет считать ее субкультурой, а не неким самостоятельным, не связанным с культурой данного сообщества образованием. В этом случае механизм культурного развития сводится к взаимодействию субкультур между собой и с культурным ядром общества. А поскольку предложенная модель культуры, в свою очередь, помещается в некоей среде и испытывает с ее стороны определенные воздействия, заставляющие эволюционировать в том или ином направлении, то, с точки зрения такого эволюционного развития, можно выделять субкультуры инновационные, предлагающие культурные образцы, совпадающие с потребностями эволюции, и субкультуры консервативные, обеспечивающие устойчивость культуры под натиском культурных новаций.
Разработка грантодержателями РФФИ подобной модели культурного развития позволила ввести в научный оборот принципиально новую интегральную концепцию социального функционирования культуры, преодолевающую схематизм и нормативность представлений, которые сложились на ранних стадиях развития этой науки. Надо особо подчеркнуть, что эта теория возникла не на "пустом месте" - в ее основу были положены многолетние исследования известных ученых и два уже известных науке фундаментальных понятия - "субкультура" и "картина мира".
Термин "субкультура" впервые ввел в научный оборот американский социолог Т. Роззак еще в 30-е годы прошлого столетия. С тех пор социологи, которым импонировала поразительная емкость этого термина, не уставали вырабатывать разные его определения. Но поскольку все они базировали его на понятии "культура" (уже тогда имевшем огромное количество трактовок), разнобой в определениях субкультуры был неизбежен. Одна из наиболее известных дефиниций принадлежала английскому ученому М. Брейку, определившему субкультуру как "нормы, отделенные от общепринятой системы ценностей и способствующие поддержанию и развитию коллективного стиля жизни, также отделенного от традиционного стиля, принятого в данном обществе".48 Близкой к этому определению была и дефиниция американца Н. Смелзера - "субкультурой является любая система норм и ценностей, которая выделяет группу из большого сообщества".49 По мнению же Б. Филипса субкультура - это система ожиданий и целей, широко разделяемая внутри некоторой подгруппы общества.50
В конце 60-х годов, после перевода на русский язык нескольких англоязычных работ51, термин "субкультура" впервые появился в отечественной литературе. Но при этом отсутствовало сколько-нибудь четкое определение этого понятия. Это происходило потому, что не было попыток выявить единую системообразующую характеристику всей совокупности этих феноменов. Именно эту задачу грантодержатели РФФИ и попытались решить, введя предположение, что субкультуры отличаются друг от друга не просто отдельными элементами сознания (например, нормами, ценностями или ориентациями и т.д.), а особенностями своей "картины мира", по отношению к которой все эти элементы являются производными.
Что же касается самой картины мира (world-view), она стала объектом внимания ученых Европы с подачи У. Джемса: уже в начале XX века он пришел к заключению, что мир обычного "повседневного" сознания - лишь один из многих существующих "миров сознания".52 В 50-е годы определение "картины мира" было заново сформулировано американцем Р. Редфилдом и с тех пор ассоциируется прежде всего с его именем. По его мнению, "картина мира" - это видение мироздания, характерное для того или иного народа, это представления членов общества о самих себе и о своих действиях, своей активности в мире.53
Но и тогда в определениях и представлениях продолжала царить путаница и неразбериха. Нередко, имея в виду одно и то же, исследователи вместо термина "картина мира" употребляли иные - "модель мира", "образ мира", "модель универсума", "схема реальности" и др. Даже столь популярные сегодня термины "ментальность" и "парадигма" употреблялись в значении различных модификаций и (или) аналогов понятия "картина мира". То же самое творилось и в отечественной науке. Если психолог А.Н. Леонтьев писал о наличии "в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности", то Б.Г. Ананьев - о "внутреннем мире человека", а Е.Ю. Артемьева - о "структуре субъективного опыта" и т.д.
Такая путаница не могла не вызвать определенного разочарования в этом интегральном понятии. Одно время стали даже поговаривать о его "ненаучности". Однако по мере того, как изменялась парадигма общественных наук, стала нарастать новая волна внимания к этому понятию. Уже в 60-х годах "картина мира" не только вернулась в науку, но и стала модным объектом исследований. Данные ИНИОН РАН показывают, что если за период 1981-1983 годов термин "картина мира" встречался в научных работах только 42 раза, то в 1987-1989 годах - уже 56 раз, а за 1990-1992 годы - 64 раза.54 Возрастало и количество посвященных этой проблеме публикаций: если в 50-х годах вышла только одна фундаментальная работа, то уже в 70-х и 80-х появилось большое количество книг и статей.55
И тем не менее к началу 90-х годов сохранялось глубокое противоречие между актуальностью исследований картины мира и реальным состоянием ее изучения. Существовавшее к тому времени знание о природе картины мира характеризовалось неполнотой, противоречивостью, дробностью, размытостью, терминологической неоднозначностью. Несмотря на растущее внимание к проблематике картины мира приходилось констатировать отставание в изучении этого феномена по сравнению с другими аналогичными объектами. Что же касается теории картины мира, то о ней говорить вообще не приходилось.
К чести РФФИ надо отметить, что в середине 90-х годов Фонд поддержал несколько исследовательских проектов, поставивших целью не только выработать адекватное и точное определение этого понятия, но и проанализировать его структуру, изучить картины мира разных социальных слоев и разработать их классификацию. Это прежде всего работы А.Я. Гуревича "Картина мира в обыденном сознании обществ прошлого", № (93-06-10232); А.В. Иконникова "Образ мира в архитектуре", (№ 93-06-10423). А в работе К.Б. Соколова "Моделирование картины мира как историко-культурного фактора развития искусства: междисциплинарный системный подход", (№ 99-06-80283), в монографии Г.Г. Ершовой "Моделирование картины мира: исторический, психологический, системный и информационный аспекты", (№ 01-06-87076); в исследованиях С.Т. Махлиной "Виртуальная реальность в художественной культуре", (№ 97-06-80176) и А.В. Никитина "Изучение коммуникационных возможностей компьютерных виртуальных миров как метамеханизмов культуры", (№ 01-06-80470) были сделаны интересные попытки построить адекватные модели этого явления.
В проектах, поддержанных РФФИ, была выдвинута общая концепция, в которой картина мира выступала как родовой термин по отношению к ряду видовых - научной, обыденной, мифологической и национальной картинам мира. Сама же картина мира была определена как система образов, наглядных представлений о мире, месте человека в нем и о взаимоотношениях человека с действительностью - человека с природой, человека с обществом, человека с другим человеком и с самим собой. В соответствии с таким ее пониманием, картина мира целиком определяет своеобразие восприятия и интерпретации человеком любых событий и явлений. Она представляет собой основу, фундамент мировосприятия, опираясь на который человек действует в мире. Была построена и подробная классификация картин мира в современном российском обществе. Это сделал К.Б. Соколов в своей монографии "Моделирование "картины мира" как историко-культурного фактора развития искусства (Теория субкультурной стратификации и ее приложения)", (№ 01-06-87022).
Опираясь на мировой опыт социологии искусства, учитывая современные тенденции ее развития и основываясь на собственных теоретических представлениях, грантодержатели РФФИ предприняли попытку разработки социологической теории - теории субкультурной (или социокультурной) стратификации, в основе которой лежит представление о картине мира человека и о делении общества на субкультуры, различающиеся особенностями своих картин мира. (К.Б. Соколов. "Субкультурная стратификация и художественная жизнь общества", № 96-06-80037, Е.В. Дуков. "Развлекательное искусство в структуре сознания социальных слоев современного общества", № 98-06-80052).
Важным разделом теории субкультурной стратификации является выявление условий, способствующих формированию субкультур. Для этого в ряде проектов РФФИ было введено понятие "порождающая среда", каковой являются социальные страты сложного иерархизированного социума при условии их достаточно долгого и стабильного существования. В последнем случае порождающая свою субкультуру среда может рассматриваться в качестве эквивалента этнической среды со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе и исследовательскими. Имеется в виду, что в таком случае к носителям определенной субкультуры в целях изучения последней могут прикладываться исследовательские процедуры, используемые в полевой этнологии (культурной антропологии). (См., например, Ю.В. Осокин. "Искусство в культуре общества", № 96-06-80201).
С целью проверки соответствующих гипотез в 90-х годах РФФИ предоставил несколько экспедиционных грантов, с помощью которых были проведены полевые исследования в ряде регионов России. Опросные анкеты содержали группы самых разных вопросов об отношении к искусству, мироощущении и мировоззрении респондентов. Вопросы составлялись с помощью психологов и были органически "встроены" в серии вопросов на иные, "житейские" темы. (Ю.В. Осокин. "Искусство как модус ментальности: системное моделирование и экспериментальные исследования", № 99-06-80284).
В те же годы увидели свет первые работы, освещающие различные аспекты данной теории.56 Позднее, на основе полученных результатов, теоретические построения были уточнены и подробно изложены в публикациях.57 Обработка и анализ результатов исследований позволили уточнить и структурировать само понятие "картины мира", которое было развернуто в детальную структуру. Однако материал получился столь необычным и многообразным, что к его анализу пришлось привлечь представителей других наук. Результаты этого междисциплинарного исследования представлены в вышедшей при финансовой поддержке РФФИ в 2002 году коллективной монографии.58 Одновременно - также при поддержке РФФИ - была подготовлена еще одна монография, в которой представлены не только теоретические аспекты социокультурной стратификации, но и практические приложения этой теории к разного рода феноменам и процессам социальной и художественной жизни. В ней, в частности, показано, как данная теория "работает" в самых разных аспектах - в исследованиях искусства и фольклора, семьи и интеллигенции, художественной жизни и картин мира разнообразных субкультур. 59
К концу 90-х годов теория социокультурной стратификации получила определенное признание в научных кругах. По этой проблематике были проведены научные конференции,60 защищены диссертации, в том числе и докторские.61
Теория субкультурной стратификации еще молода, но у нее большие возможности - через изучение культурной деятельности субкультур она потенциально раскрывает широкие исследовательские перспективы для широкого круга исследователей в сфере культурологии. Одни их них могут сосредоточить свои интересы в основном на изучении культурных продуктов, порожденных различными субкультурами, другие - в рамках этого же направления - могут изучать бытовую, социальную, политическую и любую иную деятельность.
Значительное место в работе РФФИ занимает также финансовая поддержка исследований метамеханизмов культурной политики.
Хотя термин "культурная политика" возник сравнительно недавно, но обозначаемая этим термином деятельность существовала всегда - с момента появления человеческого общества. Люди всегда жили в некоем культурном поле и его так или иначе формировали. Тем не менее, до сравнительно недавнего времени ученый мир был равнодушен к этому любопытному исследовательскому объекту. Впервые интерес к культурной политике пробудился лишь в конце 60-х годов XX века. Молодежные волнения 1968 года, возникновение контркультуры "новых левых" и хиппи, массовое употребление наркотиков всколыхнули европейский мир и породили серьезную тревогу относительно социокультурных проблем подрастающего поколения.62 С этого времени ЮНЕСКО стала регулярно финансировать исследования в области культурной политики63, выпускать собственные рекомендации по ее осуществлению64, проводить всемирные конференции по данной тематике65, обобщать опыт, накопленный в данной сфере.66
Но пиком интереса к исследованиям культурной политики следует считать рубеж 80-х - 90-х годов, когда по инициативе Совета Европы его члены стали готовить доклады о собственной культурной политике. Над ними работали специалисты и чиновники соответствующих стран, а контролировали работу извне эксперты Совета Европы.67 За одно только десятилетие 1985-1995 были подготовлены доклады о культурной политике Франции (1987), Швеции (1989), Австрии (1993), Нидерландов и Финляндии (1994), а также Италии (1995). В 1994 году в рамках этой программы был выделен специальный раздел, посвященный культурной политике стран Восточной Европы.
В результате к началу 90-х годов термин "культурная политика" стал привычным в языках европейских стран, хотя практически в каждой из них существует и своя его вариация. На французском языке говорят о politiques culturelles, на датском - о cultuurbeliid, на шведском - о Kulturpolitik, на английском - о cultural policy и т.д., что отражает множество нюансов в понимании этого термина. И отнюдь не случайно в разных странах объект культурной политики до сих пор представляют себе по-разному. Установившихся терминов здесь мало, а разброс точек зрения чрезвычайно велик. Consensus omnium составляет лишь то, что объектом культурной политики является "культура". Но, к сожалению, это слово само по себе еще ни о чем не говорит, поскольку проблема общего определения "культуры" до предела запутана современной наукой. В этой связи вполне естественно, что в 1991-1992 годах на страницах европейских журналов разразилась бурная дискуссия по проблемам культурной политики.68
Парадоксально, но факт: именно в тот момент, когда наука о культурной политике стала обретать более или менее официальный статус, когда Европа, наконец, всерьез заинтересовалась этим феноменом, в России, на рубеже 80-х - 90-х годов, на пике "перестройки" культурная политика стала персоной non grata. Этому были свои причины: незадолго до этого "перестроечное" руководство КПСС, следуя за европейской модой, стало проявлять внимание к культурной политике, понимая ее как реализацию партийных культурных концепций.69 В ответ радикальные отечественные культурологи дружно объявили и концепцию, и вытекающую из нее политику "неприемлемыми для демократического общества", а попытки "организации культуры" "неадекватными самой сущности культуры", которая якобы принципиально свободна и независима от власти.70 Уже заголовки соответствующих материалов отражали полную растерянность перед проблемами осмысления культурной политики.71
Вместе с тем поддерживаемые РФФИ исследователи, разделявшие вышеприведенную точку зрения на культуру и потому отдававшие себе отчет в ее фундаментальной зависимости от социума (и, значит, от власти), справедливо увидели в повышении интереса к культурной политике новые возможности для расширения поля своих исследований. Культурно-политические проблемы исследовались ими в самом широком диапазоне - от фундаментальных теоретических проблем культурной политики до построения ее моделей. (См., например: Н.М. Зоркая. "Синергетическое моделирование метамеханизмов культурной политики Российского государства"). Это было тем более кстати, что происшедшие в стране в 1985-1991 годах перемены потребовали пересмотра многих постулатов культурной политики, которые исходили бы не из авторитарно-партийных методов управления, а из общественной потребности иметь в России благоприятные условия для создания, распространения и освоения художественных ценностей.
В ответ на эту обозначившуюся потребность в середине 90-х годов при поддержке РФФИ были развернуты широкие исследования в области изучения и моделирования культурной политики. Этому способствовало и то обстоятельство, что в 1996 году произошло важное событие - Российская Федерация стала членом Совета Европы. По его инициативе в России также началась подготовка доклада о культурной политике в стране. Однако подготовленный российский национальный доклад (как, впрочем, и многие другие европейские доклады) отличался практически полным отсутствием не только всяких теоретических обоснований, но и какой-либо концептуальной основы вообще.72 Это не преминули отметить и европейские эксперты, вежливо указавшие, что "они отдают себе отчет в том, что в обществе, переживающем переходный период, очень трудно определить культурную политику...", но они "надеются также, что этот обзор получит продолжение".73
"Обзор" продолжения на государственном уровне не получил. Но работы в области концептуализации культурной политики получили новый импульс в связи с разработкой отдельными грантодержателями РФФИ специальной теории культурной политики и построением ее моделей.74 (См.: Е.С. Громов. "Системный подход к исследованию культурной политики советского государства", № 00-06-80439. Т.А. Клявина. "Взаимодействие культуры и институциональной матрицы в переходном обществе", № 99-06-80456; Е.А. Левшина. "Методология формального подхода к программному регулированию культурного процесса", № 00-06-80049, Н.М. Зоркая. "Синергетическое моделирование метамеханизмов культурной политики Российского государства", Е.П. Костина. "Информационные ресурсы и моделирование общественной поддержки культуры", № 97-06-80437). Проведенные исследования позволили сделать вывод о том, что истинной целью государств на протяжении всех прошедших веков была не столько непосредственная забота о процветании культуры как таковой, сколько жизненная необходимость формирования (изменения, поддержания) вполне определенной картины мира.75 Отталкиваясь от этого факта, грантодержателям РФФИ в 1996-2001 годах удалось создать развернутую теорию культурной политики, позволившую ответить на многие вопросы, волновавшие ученых и практиков.76 (См.: Е.С. Громов. "Системный подход к исследованию культурной политики советского государства", № 00-06-80439; Н.М.Зоркая. "Синергетическое моделирование метамеханизмов культурной политики Российского государства"). Для авторов этой теории характерно стремление сделать свои исследования научно строгими - они дали более или менее четкие определения понятий "культура", "культурная политика", "субъект культурной политики", выявили их взаимосвязи и проанализировали их структуру.
Авторы обсуждаемой теории исходят из того, что культурная политика представляет собой специфический вид деятельности по регулированию культурной жизни, сводящийся к воздействию на личность с целью формирования ее картины мира. Главным субъектом культурной политики является государство, располагающее не только наибольшим объемом ресурсов, но и разнообразными организационными структурами, способными непосредственно влиять на различные сегменты культурной жизни. Эти проблемы обсуждаются в монографии "Художественная жизнь России 1970-х годов как системное целое". СПб. 2001. (№ 00-06-87028.)
Основные культурные ценности любого социума формируются в трех сферах - в религии, в науке и в искусстве. Именно они вместе с каналами их распространения - образованием и массовыми коммуникациями - образуют мощный комплекс, формирующий картину мира в массовом сознании. А потому этот комплекс всегда является и объектом воздействия, и инструментом проведения соответствующей культурной политики.
Культурная политика, поддерживающая национальную картину мира, имеет два аспекта: внутренний и внешний. Внешняя культурная политика направлена на защиту своеобразия национальной картины мира от внешних влияний более "сильных" культур и пропаганду важнейших фрагментов национальной картины мира за рубежами национального государства, преследуя цели ознакомления с ней других народов (что способствует росту взаимопонимания) и/или распространения среди этих народов собственной культуры (что способствует полной или частичной замене фрагментов картины мира этих народов). В настоящее время вокруг такой теоретической конструкции удалось объединить группу представителей разных наук, которые в значительной мере отразили ее в теоретической коллективной монографии.77 И тем не менее здесь осталось еще множество не проясненных вопросов и не уточненных представлений. Поэтому исследования в области культурной политики продолжаются в самых разных направлениях - историческом, искусствоведческом, социологическом и собственно культурологическом.
Конечно, создаваемая теория занимает всего лишь один этаж науки о культурной политике - этаж фундаментальных знаний, имеющих дело с базовыми закономерностями художественной жизни. Еще предстоит достроить это здание за счет этажа, на котором эти фундаментальные знания использовались бы для решения задач, которые возникают на данном конкретном этапе социокультурного развития конкретного общества. Такой анализ, безусловно, станет важным подспорьем для принятия практических решений в области культурной политики.
Следует особо подчеркнуть, что теория культурной политики возникла как результат многолетнего изучения истории взаимодействия государства и культуры в России и в Западной Европе и моделирования их современных взаимоотношений. И это не случайно - культурология неразрывно связана с историей культуры. Разница между ними заключается лишь в том, что культурология изучает сегодняшние процессы, а история культуры - вчерашние. Но разве кто-нибудь может точно сказать, что принадлежит современности, а что - прошлому? Разве каждое пережитое мгновение не становится тут же историей?78 А если это так, если культура - действительно системный объект со всеми его многочисленными прямыми и обратными связями, - то культурология призвана изучать не только современную культуру, но также и ее прошлое. Более того, если культуролог пренебрегает историей, он рискует постоянно попадать впросак.
Основываясь на этих соображениях, РФФИ с 1996 года активно поддерживает социально-исторические междисциплинарные исследования метамеханизмов культуры. (См.: В.И. Батов. "Эмоциональная компонента эволюции и революций: опыт количественного анализа", № 96-06-80028; С.В. Голынец. "Общероссийские закономерности и региональные особенности развития художественной культуры промышленного Урала в XVIII-XX веках", № 01-06-80379; В.Н. Дмитриевский. "Зрелищные формы в истории культуры: опыт комплексного подхода", № 00-06-80086. М.М. Князева. "Модели социокультурной идентификации личности в контексте истории культуры", № 01-06-80215). Подчеркнем, что речь идет именно о социально-историческом изучении, ибо только такое исследование метамеханизмов культуры позволяет обобщить соответствующие знания, сформулировать более широкие и общие идеи, помогающие понять значение происшедшего, объяснить его смысл, выяснить его причины. Реализовать такую задачу можно только в рамках междисциплинарного социально-исторического исследования.79
Традиционная историческая наука постоянно сталкивалась с гносеологической трудностью: как объединить в одну связную картину общество и его культуру? Убедительного решения долго предложено не было, поэтому обычно исследования по истории культуры оказывались никак не связанными с исследованиями социальной истории. Труды историков, в которых делались попытки сочетать эти сферы жизни общества, по большей части оставались "синтезом переплетчика": социальное и культурное не было в них ни логически сочленено, ни взаимно обусловлено. И только принципиально интегрирующая категория картины мира смогла стать тем звеном, которое смогло их объединить. И в концепции, созданной грантодержателями РФФИ, представление о картинах мира помогает целостно объяснить историю государства и личности, социального и культурного.
Надо, правда, отметить, что у современных отечественных исследователей были весьма знаменитые предшественники. Речь идет о том развитом направлении науки, которое ныне именуют культурно-исторической антропологией или "историей ментальностей" и которое связано, прежде всего, с именами М. Блока и Л. Февра.80 Одним из главных объектов их исследований стало то, что стали позднее называть "ментальностью".81 А их российский последователь историк А.Я. Гуревич связал и отождествил ментальность с картиной мира. Он отметил, что понятие картины мира - это "центральное понятие истории ментальностей".82 К изучению ментальностей с конца 60-70-х годов обратилась значительная часть отечественных историков культуры - М.М. Бахтин, Л.М. Баткин, А.Я. Гуревич, Ю.М. Лотман, А.М. Панченко и Б.А. Успенский. С подачи одного из них в науке сегодня под словом ментальность (или менталитет) понимают "относительно целостную совокупность мыслей, верований, навыков духа, которая создает картину мира".83 Именно такое понимание субкультуры, ментальности или картины мира и было принято в новой концепции социально-исторического исследования культурной жизни, созданной грантодержателями РФФИ. Они стремились показать, что судьба любого народа зависит главным образом от того, как он воспринимает мир и происходящие в нем события. Они считали главным фактором, определившим тысячелетнюю судьбу России, специфическую картину мира, складывавшуюся под воздействием разного рода обстоятельств, в том числе и целенаправленной культурной политики Российского государства. Особое внимание при этом уделялось менталитету русских царей и коммунистических правителей, их попыткам повлиять на картину мира российского народа, используя в этих целях религию, искусство и литературу. Такой подход к исследованию метамеханизмов культуры дал возможность использовать огромный научный арсенал социальной и психологической антропологии, доселе почти не освоенный ни социологами, ни историками, ни культурологами. (Соколов К.Б. "Десять веков российской ментальности: культура и власть", № 00-06-87046 - в соавторстве). Здесь надо оговориться, что социально-исторические исследования метамеханизмов культуры - это отнюдь не история страны и не история ее культуры в целом. Здесь преследуется иная цель - проследить историю становления русской национальной культуры как результата культурной политики Российского государства, как феномена, зависящего от общенациональной картины мира, от формирования и эволюции основных российских субкультур.
Вот почему исследователей социальной истории культуры не занимает только лишь анализ последовательности событий как таковых, их не интересуют сами по себе даже ключевые события истории России, хорошо известные и описанные во многих других работах. Главным предметом интереса таких исследователей является именно история интегральной, общегосударственной картины мира и картин мира составляющих ее субкультур, которые определяющим образом влияют на процессы культурной жизни и культурной политики. Эта история вполне рукотворна, ее делали многие субъекты культурной жизни. Но самая главная роль в этой истории, конечно же, принадлежит государству, располагающему наиболее широкими возможностями влияния на культурную жизнь своих граждан. А поскольку основным содержанием подобных исследований является эволюция российской картины мира и ее воздействие на художественную культуру, понадобилось выяснить, как складывалась и какой была первоначальная картина мира русского народа, как и почему пыталось ее трансформировать русское государство.
Социально-исторические исследования метамеханизмов культуры показали, как на разных этапах истории Российское государство боролось за сохранение, модернизацию или радикальное изменение (когда это по каким-то причинам оно считало необходимым) картины мира своих подданных, как оно влияло на судьбы различных субкультур, какими способами оно решало эти задачи, - включая использование искусства, религии, средств массовой информации и образования, а чаще - прямого насилия и даже террора.
Культурно-исторические исследования культурной политики ставили перед собой еще одну задачу - проследить историю становления и развития основных субкультур России. (См.: О.А. Кривцун. "Художник XX века в междисциплинарной перспективе" № 01-06-80236). Их судьбы, как и судьбы национальной культуры, рассматриваются как естественное следствие изменения общенациональной картины мира. Именно в таком ключе осуществлялось историческое исследование субкультур в России в период с XVIII до начала XX века. Было показано, как дифференцировалась общенациональная картина мира в головах представителей разных субкультур и как это сказывалось на процессах культурной жизни. Важным этапом в этой работе стало сотрудничество историков и культурологов. Участие профессиональных историков заметно облегчило создание культурно-исторической концепции изучения российских субкультур. Объединив усилия представителей различных научных дисциплин, грантодержателям РФФИ удалось создать относительно новый концептуальный аппарат и новые возможности для междисциплинарных исследований, связывающих культурологию с историей ментальностей, культурной антропологией и исторической психологией. Опора на междисциплинарное сотрудничество позволила выдвинуть оригинальные гипотезы и продемонстрировать принципиально новые приемы интерпретации исторических источников. (См., например, монографию Н.А. Хренова и К.Б. Соколова "Художественная жизнь императорской России. (Субкультуры, картины мира, ментальность". № 00-06-87036). В ходе исследования удалось показать, что в своей реальной истории общероссийская культура функционировала как множество различных, но взаимодействующих между собой художественных субкультур, в границах которых возникали несходные картины мира. К таким субкультурам можно отнести крестьянскую, дворянскую, купеческую, мещанскую, офицерскую, чиновничью, фабричную, интеллигентскую, конфессиональную и т.д. При этом каждой субкультуре была присуща своя особая картина мира. Отсюда вытекает своеобразие и повседневных форм жизни: бытовых, досуговых, игровых, эстетических, праздничных, обрядовых, конфессиональных и т.д. 84
Социально-исторические исследования метамеханизмов культуры продолжаются. Безусловно, концепция, на которой они базируются, пока еще во многом дискуссионна, и даже сами авторы постоянно вносят в нее коррективы, вытекающие из проводимых ими исследований. Можно, однако, надеяться, что дальнейшие социально-исторические исследования способны дать на возникающие вопросы правильные и исчерпывающие ответы. Перспективы современных культурологических исследований видятся прежде всего в том, что в ходе "информационной революции", охватившей человечество во второй половине XX века, неизбежно наступит этап, когда в числе важнейших окажутся задачи социального и культурного проектирования, регулирования социокультурных процессов общества. Именно для решения этих задач окажутся востребованными специалисты-культурологи со знанием закономерностей социокультурного развития.85

3

Пути, по которым идет научный поиск в новой, быстро развивающейся области исследований метамеханизмов культуры и культурной политики, сложны и на данном этапе пока еще не могут быть однозначно оценены. Очевидна научная неравнозначность применяемых различными авторами методик, их связь со сложившейся исследовательской традицией, наконец, просто различная одаренность тех или иных авторов. Но когда речь идет о молодой, бурно развивающейся области знания, некоторая пестрота представляется не только закономерной, но даже полезной. Она соответствует раннему периоду развития данной науки. Исследовательская "зрелость" придет позднее.
Главная сложность заключается в том, что отечественная культурологическая наука представляла и до сих пор представляет собой полностью эклектическую конструкцию, составленную из элементов западной социальной и культурной антропологии, веберовской и сорокинской социологии культуры, отечественной дореволюционной культурно-исторической типологии и идей евразийства, шпенглеровско-тойнбианских цивилизационных теорий, биоэтнических концепций Гумилева, философии "русской идеи" времен Серебряного века, советской креативно-деятельностной философии культуры, взглядов на культуру классиков русской литературы, мифологической и семиотической школ отечественной филологии, семантико-герменевтических штудий в искусствознании и т.п. Поэтому представляется, что проблематика проектов данного научного направления, поддерживаемых РФФИ, вполне актуальна, поскольку во многом способствует оформлению этой пока еще амфорной и эклектичной части культурологии в более или менее строгую дисциплину с четко очерченными границами.
Российские культурологи, в том числе и поддерживаемые грантами РФФИ, вносят все возрастающий вклад в развитие отечественной и мировой культурологической мысли. Конечно, далеко не все идеи представляются в равной степени убедительными. Но спорность исходных теоретических положений в отдельных работах противоречиво сочетается с крайне ценными историческими, социологическими, философскими и иными результатами. И это обстоятельство убеждает в необходимости дальнейшей поддержки этого многообещающего направления. Оно тем более нуждается в финансировании, что возрастной состав ученых, проводящих подобные исследования, критически высок, а размеры оплаты их труда в научно-исследовательских организациях, как правило, унизительно малы и не позволяют многим из них поддерживать достойный уровень жизни. К тому же специфика исследований требует широкого применения компьютерной и иной дорогостоящей техники и ее обслуживания, оплачивать которые ученые не в состоянии. Эта проблема особенно остро стоит в провинциальных научных учреждениях. Компьютеризация там еще далека от того уровня, которого она достигла в столице. А поэтому даже составление заявок на конкурс в соответствии с предъявляемыми требованиями нередко представляет собой в регионах серьезную проблему.
Как известно, в науке, особенно в развитии ее новых направлений, велика роль научных школ, объединяющих исследователей разных поколений и реализующих некую программу, базирующуюся на общих базовых концептуальных основах.86 Применительно к исследователям, разделяющим положения теории социокультурной дифференциации, можно говорить о наличии такой школы, однако в ней большие проблемы с молодыми учеными.

   
Copyright © 1997-2007 РФФИ Дизайн и программирование: Intra-Center