Судьбы в ХХ веке::Человек и война::Глазами деревенских девчонок
Х ВСЕРОССИЙСКИЙ КОНКУРС ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ РАБОТ СТАРШЕКЛАССНИКОВ «ЧЕЛОВЕК В ИСТОРИИ. РОССИЯ-20 ВЕК»
Авторы: ПАВЛЕЕВА Виктория и МАНУШИНА Алёна, ученицы 9 класса основной школы им. Н.М. Новикова с. Плёсс Мокшанского р-на Пензенской области
Руководитель: МЕРКУШИНА Татьяна Валерьевна, учитель истории.
2009
1. Вступление.
Мы живем в селе Подгорное, а учимся в соседнем селе Плёсс Мокшанского р-на Пензенской области.
В этом году в Плёссе не осталось ни одного живого участника Великой Отечественной войны. В окрестных сёлах, где живут наши одноклассники, живых участников войны осталось от 1 до 3 человек. Понятно, что нужно торопиться узнать у них, очевидцев, подробности военной жизни. Ведь книги и фильмы о войне теперь выходят часто и трудно разобраться, насколько они правдивы.
Мы решили взять интервью у живых участников войны своего села Подгорное и с. Плёсс.
Мы познакомились с воспоминаниями старожилов села Подгорное и с. Плёсс, которые во время войны были нашими ровесниками, или были чуть старше нас. Среди них были женщины-участницы военных действий и работницы тыла. Нам был интересен их взгляд на военные годы. Хотелось узнать, что вспоминают обычные деревенские девчонки 14-18 лет о войне.
В фильмах и книгах о войне часто рассказывается о трудовых и ратных подвигах, военных сражениях, движении сопротивления. А бабушки, с которыми мы общались, вспоминали, как им было страшно в военное время. И в тылу и на передовой.
Предметом нашего исследования были воспоминания старожилов нашего села и с. Плёсс о военной поре.
Целью - сохранение исторической памяти односельчан о войне и получение информации от очевидцев военных событий.
Методами нашего исследования были:
- анализ литературы о Великой Отечественной войне;
- работа с семейными архивами старожилов с. Плёсс и Подгорное;
- запись воспоминаний ветеранов войны и труда, моих односельчан о войне;
- работа с архивными документами сельских советов с.Плёсс и Подгорное.
- сбор фотоматериалов о живущих рядом с нами свидетелях военных лет.
Часть 1. Как было страшно на войне. Из воспоминаний участниц военных действий.
В нашем родном селе Подгорное на фронт во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. ушли 360 человек. Из них погибло 250 человек, 15 человек пропали без вести (по данным сельского совета). После войны домой вернулись живыми 95 человек. В 2009 году осталось в живых только двое: Грошева Анна Степановна и Гришина Анисья Сергеевна.
Мы давно знакомы с этими бабушками, очень трудно представить их в военной форме с винтовкой наперевес. Одна ( Грошева А.С.) служила в медсанбате санитаркой, выносила с поля боя раненных. Другая прошла с 1943 по 1945 г. войну снайпером. Геройскими солдатами обе себя не считают, даже случаев геройских сражений, участницами которых они точно были, не вспоминают. Помнят, как было им тяжело и страшно. Как не могли прийти в себя, попав из деревни на передовую.
И Анисья Сергеевна, и Анна Степановна ниже нас ростом, хрупкого телосложения. Откуда у них бралась сила тащить на себе раненого солдата, лежать целый день, выслеживая врага на мушку винтовки, откуда - смелость просто выжить на поле боя.
Нам очень хотелось успеть их обо всём расспросить, пока они живы.
И мы отправились в гости к единственным уцелевшим в нашем селе свидетелям военных действий.
Нам было не важно, были ли они героями, сколько получили наград за военную доблесть. Просто хотелось узнать, что вспоминают о войне деревенские девчонки 1940-х военных лет. Когда они попали на войну, им исполнилось по 18 лет, значит были всего на три года нас старше.
А сейчас разговариваем с ними, и не верится, что они вообще были когда-то девчонками. Хотя, когда расспрашиваем их про кавалеров, бабушки хитро улыбаются и подмигивают, как наши сегодняшние подружки.
Нашей первой рассказчицей стала Анна Степановна Грошева.
Грошева Анна Степановна родилась 6 ноября 1923 года в с. Свинуха.
В 1963 году совхозное начальство решило поменять название села на более благозвучное - село Подгорное. Хотя старожилы до сих пор зовут село Свинухой.
Её отец Панкин Степан Никифорович и мать Анастасия Павловна всю жизнь проработали в родном селе. Никогда их семья не жила богато.
В самые «сытные времена», как утверждает сама Грошева А.С. в их хозяйстве были лошадь и корова, а иногда даже домашнюю птицу не по карману было держать. Но, по воспоминаниям Анны Степановны, перед войной в селе никто не выделялся особым довольством, имуществом. Были семьи, в которых дети не ходили в школу только потому, что не было одежды и обуви в достатке. Часто, если в семье было несколько детей, на всех было одна-две пары обуви, а тёплая одежда была или с родительского плеча, или младшие донашивали одежду старших, пока она не приходила в негодность от носки. Анна Степановна получила б-летнее образование тоже по причине отсутствия обуви, чтобы ходить в школу.
А вот на работу с родителями она ходила. Правда, бригадиры ругались, просили выходить на работу «нарядными», т.е. в чистой одежде по размеру.
Ребятишки были похожи на маленьких старичков, т.к. носили одежду на вырост. А те, кому одежда была мала вызывали насмешки и жалость одновременно. Были случаи, когда бригадиры выпроваживали домой «неудачно» одетых ребятишек, потому что они всех отвлекали от работы своим нелепым видом. Но родители возмущались, потому что с детьми они могли заработать больше трудодней («палочек» - так их называли колхозники).
По рассказам Анны Степановны выходит, что до войны полное школьное и специальное образование в деревенских семьях могли получить не все дети, родителям это было не по карману, несмотря на бесплатное образование. Гришина Анисья Сергеевна 1923 г.р., тоже жительница с. Подгорное закончила 7-летнюю школу и поступила в районный техникум на агронома учиться, но за обучение там , через несколько месяцев после поступления, пришлось платить. Денег у неё не было, и учёбу пришлось забросить, вернуться в колхоз, в котором она проработала 38 лет на ферме после войны и 3 года до неё.
Многие родители считали своих детей дополнительными работниками в семье и не стремились давать им образование. Грошева утверждает, что в многодетных семьях обычно давали образование 1-2 детям, другие, если была возможность, получали его уже взрослыми в вечерних школах. А Гришина получила возможность закончить школу, т.к. осталась без родителей, и колхоз помог ей доучиться.
Анне Степановне Грошевой и Гришиной Анисье Сергеевне в 1941 году исполнилось 18 лет. Своё детство они вспоминают, как время, когда постоянно хотелось есть. В 1933,1936, 1937 годах им пришлось пережить голод. Неурожай совпал ещё с очень дождливой погодой летом и с холодами зимой.
Анна Степановна вспоминает, что ребятишки научились есть всё, что «под ногами росло и бегало». О последних мирных годах говорит, что почти все в селе были одинаково бедными и плохо одетыми. Анисья Сергеевна рассказывает,что у неё перед войной было только две смены белья, пальто и на осень и на зиму одно. Резиновые сапоги, валенки и боты. Ей очень хотелось купить туфли, она устроилась в районном центре на ночную подработку. Купила туфли за несколько месяцев до войны. Пощеголять в них удалось только несколько раз.
Трошеву А.С. перед войной взяли в колхоз на работу учётчицей на ферму.
Она была на хорошем счету и надеялась, что на войну её не возьмут, оставят в колхозе. Да и семья у Анны Степановны была большая, а работников было маловато. Старшего брата в армию не брали, у него был врожденный порок сердца. Кроме того, её отец с начала войны был призван в трудовую армию. Он в Мокшане валял валенки для солдат.
Работал с 1 выходным (чтобы съездить домой за продуктами) с перерывом только на сон. Панкины (девичья фамилия Грошевои Анны Степановны) надеялись, что никого из семьи на фронт не возьмут.
Но однажды, возвращаясь с работы, Анна Степановна встретила соседских ребятишек, которые рассказали, будто ей пришла повестка и надо собираться на фронт. Она не поверила, пришла домой и увидела плачущую мать. Мать сообщила, что дочери к 8 часам на следующий день нужно быть в районном центре в Мокшане в военкомате.
Семья Анны считала ,что девушку на фронт не призовут. Повестка вызвала просто шок и удивление. А Анна так была напугана, что час просидела, как каменная, ничего не могла делать, даже не понимала, что вообще нужно делать, что с собой брать. Как деревенская девчонка могла знать, что нужно солдату на войне. Даже военную подготовку она в школе не проходила, т.к. закончила целиком только 5 классов.
Ни долгих сборов, ни проводов не было. Было просто страшно молодой девчонке, которая за свои 18 лет нигде, кроме своего села, не была, куда-то спешно ехать. О том, что ей придётся воевать, рисковать жизнью, вообще не думала . Состояние страха перед неизвестностью всё перевешивало.
Отец на лошади отвёз её утром в Мокшан. Там всех призывников, среди которых оказались почти одни девчонки, распределили по отрядам под командованием военных и сообщили, что повезут на пересыльный пункт в областной центр в г. Пензу. Анна Степановна считает, что ей повезло, с ней были Голова Нина Алексеевна (из с. Муратовка) и Одинокова Анастасия. (с. Азясь) из соседних деревень. Они держались вместе, всё время ревели, чтобы их не разлучали. До станции Семанщина девчонок везли на телегах запряженных лошадьми. Крупные вещи отобрали, оставили по одной смене белья и немного продуктов. Денег и документов ни у кого не было.
Всё время устраивали перекличку, чтобы никто не потерялся, или сам не убежал. (А.С. вспоминает ,что попытки сбежать у некоторых были, их ловили, а некоторым удалось сбежать, что с ними было дальше, она, конечно, не знает).
До Пензы они ехали в вагонах пригородного поезда.
В Пензе на пересыльном пункте девчонок продержали 7 дней. Ночевали они вповалку в помещениях вокзальных складов. Кормили раз в день, остальное время все ели свои запасы, которые закончились уже на 2 день у многих. Негде было даже умыться и переодеться. Все помещения были проходными, у входа дежурили военные. Молоденькие девчонки и стеснялись, и боялись чужих людей. Страх внушало и то, что никаких ответов на прямые вопросы им не давали. Девчонки не знали, куда их повезут, что вообще их ждет. Неизвестность, всегда наводит страх...
Вообще непонятно, почему нельзя было всё объяснить, успокоить людей. Ведь в группе было почти 90% совсем молодых людей, которые в поезде-то первый раз в жизни ехали. Они постоянно находились в состоянии стресса. Особенно, во время стоянок. Никто не знал, сколько стоянка будет длиться. Вагон мог тронуться, а пассажиры должны будут его догонять. Такие случаи были.
А главное, пугало состояние постоянной неизвестности даже в мелочах.
Понятно, что в военное время конспирация действует. Но было непонятно, почему нельзя было общаться с людьми из соседнего вагона, нельзя было спрашивать их, откуда они едут. Передать родным, что у девчонок все хорошо, когда представилась такая возможность в дороге, им тоже не разрешили.
На пензенском пересыльном пункте людей собрали со всей области. Там были и женщины и мужчины разных возрастов, многие даже на вид были не здоровы, а от ночёвок на полу, простыли ещё больше. Медицинской помощи получить было не от кого. По приказу коменданта всех погрузили, именно прогрузили, в вагоны.
Анна Степановна вспоминает, что вагоны были товарными, не оборудованными для перевозки людей. Тех, кто был болен, просто в вагоны занесли и положили на пол, объяснили им, что в дороге они поправятся, им окажут помощь на месте прибытия. В вагонах было тесно, сидели прямо на полу, правда, некоторые сумели где-то найти кто ящики, кто вёдра, для сидения. В самом вагоне мест, оборудованных под сидение, не было.
Чтобы можно было спать не на голых досках, в вагоны загрузили солому, которой тоже не всем досталось вдоволь.
Всех, кто был на пересыльном пункте, выстроили , и распределяли по вагонам, предварительно спросив, кто они по специальности. Тех, кто не имел специальности, загружали в спец. вагон.
Девчонки объяснили, что работали в колхозе, и их отправили в вагон с теми, у кого не было специальности никакой. Сельские жители считались специалистами, только если были механиками и водителями, остальные «колхозные» специальности вообще не брались в расчет.
Несколько дней «призывники» ехали до станции Грязи. По дороге остановки были короткими. На остановках можно было только успеть сходить в туалет и набрать воды, если было где, чтобы умыться, попить. Кормили сухим пайком, который раздавали военные.
Когда поезд остановился на станции Грязи, оказалось что там несколько дней назад было сражение. После бомбёжек вся станция была разрушена полностью, кругом лежали обгоревшие вагоны. Военные собирали на телеги трупы. Прямо на земле сидели и стояли люди, которых привезли сюда раньше. На станции всех покормили в походной кухне горячим супом и отправили дальше, т.к. размещать их было негде. На станции Грязи молоденькие девчонки впервые в жизни увидели тяжелораненых, которых перевязывали прямо на земле, они стонали от боли. Вокруг пахло горелым деревом, мясом. Воздух был едким на столько, что горло болело. Деревенские девчонки впервые сами увидели, что такое война.
Пока ехали до места назначения почти не разговаривали, только смотрели друг на друга и плакали. Конечно, увиденное могло вселить ненависть к фашистам и желание с ними сражаться, но Анна Степановна помнит только про страх и состояние беспомощности, и мысли типа «как я там выживу!»
Через несколько дней их привезли в лес. Анна Степановна не смогла вспомнить, куда именно. Было видно, что она тогда от испуга вряд ли понимала, где находится. Попав в военную часть, которая была расположена в лесу, девчонки были разделены по 8 человек. В таком составе их заселяли в землянки.
Землянки были маленькими, с соломой на полу вместо кроватей. Всем 8-ми девчонкам нельзя было уместиться ,чтобы просто лечь и выспаться. Пожилые солдаты сказали, что спать придётся сидя, а молодые над девчонками смеялись так, что девчонки снова проревели весь остаток дня.
Солдаты постарше старались девчонок успокоить, помочь устроиться. Но те были просто напуганы, почти голодные, запасы из дома уже давно закончились). После ночёвки новобранцев накормили похлёбкой и увезли в село в Курской области (вспомнить название А.С.Грошева уже не может), распределили по квартирам местных жителей.
Местные жители встречали их без радости, называли нахлебниками. Они говорили, что эта партия новобранцев уже не первая и были недовольны, что военные заставляли местных жителей кормить всех прибывших за свой счёт. Шёл 1942 год. Продовольствие было проблемой для местного населения и их возмущение можно было понять. Правда, некоторым «нахлебникам» повезло. Добрые сердобольные хозяева дали теплые вещи или просто удобные для военных будней. Некоторые девчонки вообще приехали в сатиновых, ситцевых платьях да маминых кофтах, которые в дороге потеряли вид и пришли в негодность.
Прошло несколько дней и новобранцев, которых эти несколько дней никаким военным наукам не обучали, пешим ходом отправили на берег Дона. Там стояла военная часть. Анна Степановна попала в 3 роту, где до их прихода было уже много потерь.
С 9 сентября 1942 года начались для неё настоящие военные будни. Анна Степановна постоянно говорила, как «сильно бомбили нас горемычных». Её с подругами определили в санитарки. Выдали обмундирование: шинель (правда достались они не всем, примерно 50% новичков, остальным сказали, что дадут после первого боя, наверное, с убитых), фуфайку (под шинель одевали, когда было холодно), тёплые штаны, шапку. Рукавиц, варежек не выдали. Она помнит, как ныли от холода руки и ноги от плохой обуви. Одежда была мужской, большого размера. Девчонкам пришлось подвязывать и штаны, и верхнюю одежду поясами. Обувь была плохой, поэтому разрешили ходить в своей. Но у многих своя обувь для военных действий не годилась.
Анну Степановну спасали сапоги большого размера, можно было побольше в них одеть портянок, носков, чтобы ноги не мёрзли.
Только ходить было неудобно. Мне, вот тяжело представить таких «горе-солдат», кто в чём, которые должны были воевать с сильным, обученным и хорошо снабжаемым противником.
Анна Степановна хвалит ротного повара. Вспоминает, что он был поляком Владимиром Троепольским. Она вспоминает его вкусную похлёбку ,сваренную «из чего придётся.» Старики на телегах возили провизию в роту и отвозили в медсанбат раненых. Они велели девчонкам собирать крапиву на щи. Рацион был нехитрым: каша и похлёбка, да и еду раздавали тоже не всегда больше 1 раза в день. По воспоминаниям Анны Степановны, всё время хотелось, есть и спать. Но она считает, что голод 1933,а потом 1936 научил её насыщаться малым. Про 1933,1936 год Анна Степановна говорить особо не хочет, только плачет и вспоминает, что ели «как козы, что под ногами росло, многих снесли на кладбище и старых и молодых целое море».
Вести с фронта приходили домой только с письмами, или со слухами - в селе не было радио.
Председатель сельсовета каждую неделю собирал колхозников и рассказывал, что слышно на фронте, а сами колхозники делились новостями из писем. Была такая «народная газета». Которая могла ,конечно ,и ложную информацию или устаревшую передавать.
С фронта домой писать письма девчонкам разрешали, но все письма проверялись. Грошева А.С. говорит, что проверяли даже при них. Разрешали писать коротко, что «живы, здоровы». Нельзя было рассказывать про трудности, где находятся, с кем служат. Можно было только приветы передавать, да сообщать, что попали в лазарет и писем может не быть какое-то время. Люди в роте были разные, одни помогали, другие издевались. Были солдаты, сражавшиеся геройски, а были и те, кто просто старался выжить.
Анна Степановна рассказала, что двое украинцев из их роты ночью перешли к немцам. А утром по роте стреляли пушки и пулемёты, почти всех убили, от роты осталось несколько человек. Они с девчонками так испугались, что просидели в окопе весь артобстрел, их даже землёй засыпало. Они решили, что их убило, или ранило, но спасло бревно, которое во время бомбёжки упало на окоп. Земля рассыпалась так, что они смогли не задохнуться и вылезти. Она не могла вспомнить каких-то героических случаев из своей военной жизни, а вот как страх её пробирал до костей помнит до сих пор.
Когда свои же солдаты их роту предали ( перебежав к немцам и подстроив артобстрел), выживших перевели в с. Цепное Курской области в медсанбат. Многие беглецов осуждали, ненавидели. А были и такие, кто считал, что они себя спасали и даже им завидовали. От роты в тот день осталось совсем мало живых бойцов.
Анна Степановна с фронта вернулась домой после ранения в 1944году. Ранение получили ,когда их часть попала под недельную бомбёжку. Она вспоминает, что казалось, их уносит смерчь. Многие потеряли слух от сильного грохота, многие получили тяжёлые ранения. Она считает, что их часть расформировали, потому что просто никого и не осталось в живых.
Себя считает везучей, что только ранили, а не убили. Понятно становится, что те кто выжил на войне и не совершил геройских поступков ,всё равно герои. Потому что просто выжили там, где можно было умереть каждую минуту.
Когда Анну Степановну с подружкой перевозили в повозках к медсанбату, снова началась бомбёжка. Её подружка Голубева Евгения сидела рядом . Ей в ногу попал осколок снаряда, она в одну минуту стала калекой, а в Анну не попало ни одного осколка. Можно представить какой кошмар пришлось пережить молодым девчонкам, которые знали, что защитить их некому.
Они же тогда сами были защитниками Родины. Многие, по её воспоминаниям, открыто молились, несмотря на то ,что были комсомольцами, коммунистами, не верующими в Бога. Она свой крестик сначала прятала, не носила, а вскоре стала носить открыто, потому что считала, что может умереть в любой момент. Вспоминала слова бабушки «безбожникам умирать страшнее, их бесы мучают».
Когда спрашиваем, как она повзрослела на войне, как характер изменился, Анна Степановна пожимает плечами и говорит, что стала ходить ,пригибаясь к земле, перестала спокойно спать, долго не могла находиться к замкнутом помещении, и долго не могла спать, снились страшные сны.
А вот как она повзрослела, не помнит, шутит, что родилась уже старушкой, все время хотела покоя. Говорит, что солдаты из них с подружками были неважнецкие, маленькие, с хлюпающими носами. Анна Степановна сегодня ростом ниже многих наших одноклассников, худенькая бабушка. Трудно поверить, что такие, как она, смогли вообще вынести физически и морально нагрузки военных будней!
Когда она вернулась домой, оказалось что в тылу дела не лучше.
В деревне не хватало необходимых вещей. Но ей «в подарок» был хороший урожай картошки, которая и была основным продуктом питания. Её мать сохранила корову, младшие дети за счёт неё выжили. Как фронтовика Анну «наградили» большим доверием - назначили бригадиром.
Отдыхать после фронта не дали. Первые послевоенные годы она ходила в военной форме не потому, что хотела себя показать, а просто нечего было носить.
Её вещи перешили младшим сестрам и братьям. А самое страшное, что мать сказала «перешили, потому что думали, что живой не вернёшься, какая из тебя вояка, а малым нужно зад чем-то прикрыть». Отдохнуть Анне не пришлось, теперь от неё ждали трудовых подвигов. Так и говорили : «фронтовики должны другим колхозникам пример подавать, работать как в бой идти!» А Анна Степановна опускала глаза и про себя говорила : « видел бы ты, как я в бой-то ходила. С закрытыми глазами, чтоб от страха назад не убежать и ревела, когда раненого на себе тащила, да еще ругала его, что такой тяжёлый был. А жаловаться было стыдно, да и некому».
В рассказах Анны Степановны война - не время героев и подвигов, а время страха и растерянности от собственного бессилия. Хотя, ещё не известно, как мы бы себя вели в военных условиях. Как вообще хватило сил просто не сойти с ума.
После войны она вышла замуж. Родила троих детей: Юрия, Владимира, Николая. Сегодня у неё 3 внуков. Послевоенные годы вспоминает Анна Степановна так: «через несколько лет пошло всё лучше и лучше», я пенсию заработала 34 рубля в колхозе. Получала её 7 лет, потом немного прибавили».
Мы с ней вместе посчитали, получилось, что её пенсии тогда могло хватить на продукты на две недели и то, если семья небольшая... Явно недостойная благодарность государства своим «солдатам в юбках», прошедшим через военный и трудовой фронт!
Гришина Анисья Сергеевна попала на фронт, когда, бросив техникум, поехала устраиваться на работу в г. Пензу. Там, посмотрев её документы, долго расспрашивали, почему не едет работать в колхоз. Потом предложили пойти на курсы медсестёр. Они с подружкой вернулись домой. Через некоторое время, когда сельским девчонкам стали приходить повестки из военкомата, она записалась на курсы снайперов. Её спец.подготовка проходила до 1943 года. Говорит, что попала на фронт, когда наши войска уже погнали немцев с советской территории. На передовую она попала уже в конце 1943 года снайпером. Вспомнить свои ратные подвиги не берётся. Говорит, что больше была в обороне с солдатами. Вместе с ними принимала участие в захвате сёл и городов. На чужой территории с чужим языком они, девчонки, держались очень осторожно.
Анисья Сергеевна вспоминает, как было ей страшно убивать первого вражеского солдата. Говорит, зажмурилась и стрельнула, когда увидела, что попала, никакой радости не испытала. Получила подзатыльник от старшего товарища за то, что высунулась из-за «схрона» посмотреть, как снайпер Гришина убивала немцев, нотсколько их убила, говорить отказывается, считает что такими вещами не хвастаются, а всю жизнь корят себя за «убой когда никто не видит». Помнит, как их учили стрелять. Чтобы у них проснулась злость на врага, командир рассказывал, как немцы мучили деревенских, когда захватывали сёла. А ещё говорил, что за убийство снайпера немцы получали премию. Солдаты над девчонками подшучивали : «вот за упокой вашей души фрицы напились на премиальные, а вы жадобы голову из кустов не высовываете». Когда Гришина А.С. первый раз была в бою, помнит, очень струсила, весь бой просидела под деревом. Что надо стрелять - не вспомнила, сидела и тряслась. Пожилой солдат предложил выпить и не думать о возможной смерти. А она даже сказать от испуга ничего не могла, он подумал ,что её ранили. Когда понял, что та боится, отругал её матом, надавал затрещин и погнал со всеми вперед. А когда бой кончился, этот дед пришёл проверить жива ли она, рассказал, что у него младшая дочь ей ровесница. Дошла до Германии Гришина А.С. без ранений, сама удивлялась ,как ей повезло, но радовалась рано. 2 мая 1945 года её тяжело ранили, отправили в госпиталь в г. Харьков (в видео-интервью она показывает снимки своей больничной палаты в Харькове и фото своих подружек по палате). Когда её выписали из госпиталя, война уже закончилась. После тяжёлого ранения, её уже не вернули в действующую армию, отправили домой.
Дома вместо восстановления здоровья пришлось работать в колхозе на ферме. Она говорит, там было не легче чем на фронте. Ей пришлось работать на разных работах. Анисья Сергеевна вспоминает, что были проблемы с жильём и необходимыми вещами. Она быстро вышла замуж, думала муж поможет устроится. Родила ему двух сыновей: в 1948 г. Юрия, в 1952 г. Евгения. Прожила с мужем 5 лет, он ушёл из семьи. Анисье Сергеевне снова пришлось учиться выживать, нужно было «поднимать детей». Она говорит, что дети и теперь живут, рассчитывая на её помощь. В колхозе платили за работу продуктами, а то вообще ничего не платили. Только в 1960-е годы появилась зарплата, колхоз стал совхозом. В 1970-ые годы Гришина А.С., как хороший работник фотографировалась на доску почёта в селе. Она считает, что ей государство теперь платит хорошую пенсию как ветерану войны и по старости, ей уже 85 лет. Из своей пенсии она помогает детям и внукам деньгами.2 сына, внучка и внук - всё её богатство теперь. Когда мы снимали интервью в доме этих двух женщин, обратили внимание в какой бедной обстановке они живут, как просто они одеты. Видно, что вещи куплены уже давно, а их дети всё еще ждут от них материальной помощи. Обе бабушки часто болеют, говорят о своей скорой смерти. О войне, конечно, вспоминают, но рассказывают очень мало. Считают, что они воевали не геройски и рассказывать им нечего. На вопрос: «Страшно ли Вам было во время военных действий», плачут, замыкаются и говорят очень тихо обе почти одно и тоже: « никому такого не пожелаю, это страшнее, чем родных хоронить и в колхозе надрываться». Говорят, что на фронте им не делали скидку на то, что они девчонки совсем, требовали выполнять приказ как солдат. Девичьи проблемы никого не интересовали. Они быстро привыкли к мысли, что выживать придётся самостоятельно.
Часть 2. Как выживали в деревне. Из воспоминаний тружениц тыла.
У нас есть общая бабушка, мы её двоюродные внучки.
Наша бабушка Манушина Антонина Никитична. Она родилась в 1923 году 23 апреля в селе Свинуха (с 1963 г. с. Подгорное). Во время войны она осталась в селе, на фронт её не взяли. Мы решили записать её воспоминания о военной жизни в дерене далеко от линии фронта.
Семья Антонины Никитичны была работящей. Отец - Ерёмин Никита Сергеевич и мать - Марфа Ивановна всю жизнь прожили в с.Подгорное и работали в колхозе и совхозе. В семье было три дочери: Мария( 1925 г.р.),3инаида (1934 г.р.,) и бабушка Антонина (1923 г.р.) Они жили в собственном доме, который достался от старших поколений родственников отца.
Богато не жили никогда, соседи тоже жили тяжело. Антонина не получила образования, говорит, было некогда, родители считали её главной работницей. Мать то болела, то работала от зари до зари. Младшие сестры были на попечении Антонины, даже та, что всего на 2 года младше.
Когда началась война, Антонине исполнилось 18 лет, её посадили на совхозный трактор, а потом доверили комбайн. Первый год трактористка Манушина работала штурвальным у Пылаева Семёна Ивановича, а когда почти всех мужчин-трактористов и механиков забрали на фронт, и Пылаева тоже, она с семьёй поехала в Мокшан получать права после ускоренного курса обучения, стала трактористкой и комбайнёром. Вернулась через несколько месяцев в своё село. Мать и отец хотели в Мокшане (районный центр) устроиться на работу, но работы для них не нашлось, пришлось вернуться домой. Отец завербовался на работу на Дальний Восток, мать чтобы получать хоть какие-то продукты на детей ,пошла работать снова в колхоз.
Через год стала трактористкой и сестра Антонины Мария.
О том, что началась война, Антонина Никитична узнала от соседей, им в дом прислали повестку, сразу отец и три брата у соседей ушли на фронт.
А уже через три месяца к соседям пришла первая похоронка, через полгода -вторая, а через год - третья. Мать Антонины всё время ждала, когда в армию заберут мужа, и ей придётся кормить трёх дочерей одной. А соседка, потерявшая детей и мужа, сначала хотела повеситься, а потом просто превратилась в «тень человека». Антонина вспоминает, что соседку спасла племянница. Её родители умерли (надорвались на лесозаготовках), тётка стала её воспитывать. Появилось, для кого жить у человека.
Директором Подгорненского колхоза во время войны был Кузнецов Виктор Терентьевич. У него в тракторной бригаде работали почти одни девчонки: Ширикова Татьяна, Горячева Мария, Гаврилова Елена, сестры Манушины. Его дразнили тайком «девичим председателем».
Антонина Никитична вспоминает, что деревенские девчонки старались работать хорошо. Шли разговоры, «кто надежды председателя не оправдает, отправят на фронт, или на лесозаготовки». Примеры у девчонок на глазах были. Особенно с лесозаготовок приходило много искалеченных односельчан, некоторые вообще там умерли. Работать приходилось по целым суткам. Давали отдых только на сон, кормили прямо на рабочем месте. Да и еда-то была малосъедобная. Манушина А.Н. рассказывает, что многие её знакомые именно тогда, получили хронические заболевания желудка.
Трактористки, молодые девчонки, ходили по деревне в мужской одежде: фуфайках, штанах, шапках, сапогах. А многим женщинам даже нравилось, говорили «хоть с виду в селе мужики жилые ходят».
Во многих семьях мужчин во время войны не было. Уже к концу 1942 года стало совсем плохо с одеждой и необходимыми в быту товарами. Магазин работал, но купить там было нечего. Отоваривали только «передовиков» колхозного производства. Антонина Манушина за свой добросовестный труд получила центнер овса и байковое одеяло. Это считалось огромным счастьем в военное время. Огород засаживать оказалось нечем, семян не было, ели дикорастущую траву, съедобные коренья, грибы, ягоды. Говорит бабушка: «толь, что не блеяли, как овцы от такой снеди» .
В 1942 году в село перевели из Вязьмы ИТЛ с советскими гражданами, которым нужно было отбывать в заключении от 5 до 15 лет.
Колхоз был обязан снабдить администрацию лагеря помещениями, инвентарём для дорожных работ, и продуктами для заключенных и работников лагеря. Такой же исправительно-трудовой лагерь расположился в с.Михайловка. Начальник лагеря Бессмертных жил в с. Подгороное, (село называлось Свинуха, начальника ИТЛ прозвали главной Свиньёй, правда тем, кто вслух это произносил могло тут же не поздоровиться, можно было и в лагерь попасть), а Михайловский ИТЛ считался его подведомственным отделением.
Заключенных расположили на территории старого колхозного клуба (который находился в здании старой церкви) и школы . Заключенные ИТЛ работали на строительстве Московской дороги, что шла вдоль села.
Когда в селе появился лагерь, положение колхозников еще ухудшилось. Перед глазами всё время находились люди, многие бывшие сельчане, которые испытывали физические и моральные мучения за административные проступки: не выход на работу, отказ идти в ФЗО, некачественную работу. Колхозных девчонок постоянно пугали тем, что они тоже могут «загреметь» в ИТЛ, если работать хорошо перестанут. Увеличили нормы выработки,хотя и так они были высокими. Молодые трактористки не спать ложились, а просто падали от усталости и как в забытьи открывали глаза, когда их будили на работу.
Антонина Никитична вспоминает, что было очень трудно с едой. Ели почти одну картошку. Терли её с мукой, добавляли травы или крапивы и пекли «чукоры» и «драчёны». От такой еды животы раздувало, болели суставы, особенно при работе на тракторе. Многих после обеда от тряски в тракторе постоянно рвало, а надо было «выполнять трудовые нормы»,чтобы не стать «пособниками врага в тылу» и «не загреметь в ИТЛ». Проблема была ещё и в том, что на работу нужно было идти пешком более 25 км в МТС.
Ходила бабушка Антонина в лаптях, даже зимой, а валенки надевала уже на работе. Валенки были в цене, их берегли больше своих ног и здоровья. Чтобы не ходить каждый день на работу и обратно, девчонки часто оставались ночевать прямо в МТС, а когда там не разрешали оставаться, спали прямо у тракторов, всё боялись проспать на работу. Бояться было чего, в с. Плёсс троюродная сестра Манушиных уснула в тракторе, её сочли трудовой диверсанткой, отправили на лесоповал на несколько месяцев. Она вернулась оттуда живой, но с отмороженными пальцами на ногах.
Манушина А.Н. вспоминает, как зимой они «как медведи рыли берлогу в снегу, сворачивались в калач и спали». Удивительно, как не замерзли совсем! Наше село находилось далеко от линии фронта, но жечь в вечернее время огни, чтобы погреться, запрещали, считали их сигнальными для врага.
Несмотря на трудности, деревенские девчонки военной поры хотели праздников. Анна Никитична вспоминает, что отмечали и церковные, день Успения Казанской Божьей Матери, и советские праздники, день Октябрьской революции. Пели песни, веселили друг друга. Только танцы не с кем было медленные танцевать. «Все похожи на немытых мужиков с лесоповала, в одинаковых фуфайках и штанах, какие там танцы. С лагерными работниками «шуры-муры» крутили бабы постарше, нам, девкам, велели не соваться даже. Мы их понимали, остались без мужиков в семьях почти все».
Во время войны даже свадьбы играли, хотя считали их не ко времени. Например в с. Плёсс Жерякова Л.Г. 1927 г.р.вспоминает,что в деревне было одно на всех «свадебное платье». Так его называли, потому что в военное время и еще года 4 после войны все плёсские невесты в нём замуж выходили. Это было светло-голубое платье в мелкий цветочек. Другого просто не было. Невесты были разных размеров, платье постоянно перешивали, поэтому однажды оно просто расползлось на куски. Самыми завидными женихами в сёлах были фронтовики, потому что их будущие жёны были уверены, что уж их-то точно больше не заберут на фронт и вдовами быть не придётся. Но многие фронтовики приходили раньше 1945 года домой только после тяжёлого ранения инвалидами. И молодым жёнам сначала приходилось становиться обычными сиделками при больном муже.
Антонине Манушиной повезло. Своего мужа она встретила после войны. Он вернулся живым и здоровым. Поженились сразу, через несколько месяцев в 1948 году. У них 6 детей: Зинаида, Иван, Пётр, Виктор, Людмила, Вера. Теперь уже 6 внучат и 12 правнуков.
Особенно много слухов, беспокойства и страшных новостей ходило по селу оттого, что не было достоверных сведений с фронта. Радио в селе не было, письма приходили редко и часто новости были уже устаревшими, а то и перевёрнутыми с ног на голову.
Манушина А.Н. вспоминает курьёзный случай, который случился с ней, из-за недостатка достоверной информации.
Вместе с подругами она жила в общежитии в районном центре, когда сдавала на права комбайнёра. Ночью пьяные парни стали ломиться к ним в дверь. Кричали непонятно что. Девчонки, со страху, подумали что это немцы, попрыгали в окна. Антонина даже узелок с вещами своими прихватила.
Хотя ждать немцев тогда было не откуда, но девчонки не знали, где линия фронта, где эти самые немцы.
Девчонок поймали, хотели наказать за побитые окна. Когда разобрались, долго над ними смеялись, дразнили «деревенскими клушами».
Первых пленных немцев деревенские девчонки увидели в 1943 году. Их как и заключенных ИТЛ привозили строить московскую дорогу. Немцев очень строго охраняли, потому что местные жители сначала старались прорваться к ним и их покалечить. Были очень злы, за раненых и погибших своих родственников. Однажды местные повара что-то намешали в еду,несколько немцев отравились.После этого случая вообще запретили подходить к ним во время работы. Немцев держали в Мокшане, в село привозили на строительные работы на дорогу.
Но скоро деревенские жители увидели, что перед ними покалеченные, униженные люди, которые вызывали отвращение, даже жалость. Сами немцы постоянно просили есть у местных колхозников, которые работали с ними рядом, пытались выменять у деревенских ребятишек еду на поделки, которые сами мастерили. Когда появились пленные немцы, казалось бы, должно было улучшиться отношение к заключенным ИТЛ в селе.
Из двух врагов немецкие захватчики должны были вызывать большую ненависть чем «враги народа». Получилось наоборот. Если до появления немцев-пленников к заключенным ИТЛ относились с жалостью, после стали презирать, перестали отдавать вещи, колхоз сократил продовольственные поставки для лагеря. Считали их не трудовыми, а военными дезертирами, конечно, не заслуженно.
Манушина А.Н., вспоминая военные годы, постоянно говорила о том, что очень страдали сельчане от голода, очень плохо было с продуктами.
Но школы во время войны в сёлах не закрылись, и в Плёссе и в Подгорном работали.
Жерякова Л.Г..жительница с. Плёсс вспоминает, что в школу ходили со своими дровами, чтобы топить буржуйку. Причём, нужно было нести полено всегда, и когда не топили , «запасали впрок». Когда дрова заканчивались, учителя запрягались в сани зимой, в телегу осенью и шли в лес. Лошадь школе была не положена, учителей звали «волокушами».
Но именно учителя многим деревенским ребятишкам и спасали жизнь во время войны. В школе каждый день кормили. А многим ученикам дома есть было нечего. Лидия Григорьевна вспоминает, что такого вкусного супа, как в школе военных лет она не ела никогда. И не потому, что он был очень хорошо приготовлен. Часто был просто жидким бульоном, но спасал многих от голодных обмороков. А вот учителя часто падали в голодные обмороки, потому что им не разрешали есть с детьми. На них продукты не выделяли. Были и случаи, когда наоборот, ученики подкармливали своих учителей.
Жители Плёсса и Подгорного во время войны общались, т.к. многие были родственниками. В районный центр из Подгорного нужно идти мимо Плёсса. Многие захаживали к родным в гости, чтобы обменяться новостями. Было много свадеб между сёлами. В обоих сёлах в военное время условия были одинаково тяжёлыми. Особенно тяжёлой было зима 1942 года. В воспоминаниях плёсских старожилов , в ту зиму очень много умерло в селе от холода . Истощенные трудом и недостаточным питанием не смогли сопротивляться холодам. Не хватало дров. На сельском кладбище было столько покойников, что было некому их хоронить. Некоторых положили в одну яму.
Самое большое количество похоронок и извещений о пропаже без вести приходило в сёла Плёсс и Подгорное в конце 1943 - начале 1944 гг.
В Плёссе из 388 ушедших на фронт, живыми с войны явились 179,но в первые послевоенные годы от ранений умерли сразу 68 человек.
В Подгорненских семьях многие вообще не дождались с фронта всех, кто ушёл воевать. Манушина А.Н. и Жерякова Л.Г. одинаково вспоминают, что к концу войны семьи , получившие похоронку даже переставали вызывать у односельчан жалость.
Во-первых, таких стало много, во-вторых, те кто уже «своё отплакал, себя успокаивали, что не одни они горе горюют. Появились и третьи, которые завидовали фронтовикам, вернувшимся, или тем, кто получал помощь от колхоза за то, что их родственники были на фронте. Появилась своеобразная зависть, даже на чужом горе. Война нанесла и моральные раны. А ведь в деревне все люди на виду, и горе и радость становятся общей новостью быстро.
Когда в 1942 г. в Подгороном появился ИТЛ из ВязьмЛАГа, некоторые деревенские женщины пытались устроить свою судьбу с работниками лагеря. Они все были мужчинами, многие не женатыми, или потерявшими семьи.
И тут мы заметили странность в воспоминаниях наших бабушек. Они говорили, что к заключенным относились с презрением и подозрительностью « нет дыма без огня, ни за что не сажают». Значит, должны были хорошо относиться к работникам лагеря. Но многие считали лагерных работников ещё более неприятными, потому что они держали в неволе бывших советских граждан. А когда появились пленные немцы на строительстве дороги, вообще шли разговоры о том, что в лагере работают те, кто на фронт идти не хочет.
Странно и непонятно! Из крайности в крайность кидалось деревенское общественное мнение. ИТЛ увезли из села ,по воспоминаниям бабушек в 1946 году. Все лагерные постройки разобрали на стройматериалы для колхоза. Жители до сих пор неохотно рассказывают в чьих домах жили лагерные работники, такое впечатление, что стыдятся ,что дали им кров. Женщины, которые от лагерных работников родили детей, записали этих детей на фамилии своих отцов или бывших мужей. Тех, кто хотел выйти замуж за отцов своих детей (таких по воспоминаниям бабушек ,было 4) просто выжили из села, Они переехали на новое место жительства, даже колхозное начальство их отпустило без препятствий.
Заключение.
Пообщавшись с деревенскими девчонками военных лет, теперь уже прабабушками, мы сделали для себя вывод о том, что во время войны и на фронте, и в тылу одинаково страдают люди.
Их страдания моральные и физические бывают совсем не оправданными, искусственно созданными государством.
Обычные люди становятся маленькими деталями одной военной машины. Она никого не жалеет, никого не щадит.
Деревенские девчонки погибали от снарядов и пуль на фронте, за штурвалом трактора от усталости, в ИТЛ за нежелание работать далеко от дома в ФЗО и на лесозаготовках. Многие во время войны потеряли здоровье и близких.
Девчонки военных лет редко вспоминали в своих рассказах о ратных подвигах, но все говорили о том, как им было страшно за себя и родных.
Как тяжело приходилось им, когда никто не хотел воспринимать их детьми, требовали от них взрослых поступков и решений.
Обидно было слушать рассказы бабушек о том, что и во время войны и после неё за работу в колхозе платили очень мало, особых благодарностей за труд давать не спешили. Трудовые подвиги стали обыденным явлением, а те ,кто их совершал, вообще не считали себя людьми совершившими что-то выдающееся.
Оказалось, что деревенские девчонки стремились получить образование, когда была возможность ,хотели вырваться из сельской жизни в город. Но многим этого не удалось.
Раньше мы считали, что основу советской армии военных лет составляли мужчины. Оказалось, что без девчонок, почти наших ровесниц, государство обойтись не смогло. Они воевали на военном и трудовом фронте наравне с мужчинами ,без скидки и поблажек.
Очень печально было обнаружить, что живых свидетелей военной поры в наших сёлах почти не осталось. Думаем наша работа и актуальна ,и важна, потому что сохраняет народную память о войне. Не книжный вариант, не вариант учебника, а такую, какой война осталась в памяти обычных деревенских девчонок военной поры, наших прабабушек.
-