Умер Филип Сеймур Хоффман
Удивительно, но в жизни он не казался ни толстым, ни рыжим, ни большим; скорее — компактным невысоким блондином. Облако в штанах, которое может принять любую форму: превратиться в женщину (трансвестит в «Без изъяна»), в вуманайзера («У Фредди Майлза невест, должно быть, дюжины»), в телефонного насильника (у Солондза), в основателя религии (в «Мастере»). От трехчасовой, кажется, «Холодной горы» Мингеллы (он тоже уже умер) в памяти почему-то остался всего один кадр: Хоффман — развращенный священник-расстрига в бегах — в рубашке до колен смотрит и смотрит в камеру.
Я брала у него интервью два раза — после «Мастера» и за десять лет до того, во времена «Холодной горы». Оно так и лежит где-то неопубликованное. Хоффмана давали «в нагрузку» к режиссеру, редакторам невозможно было объяснить, кто он такой, хотя первая главная роль — патологического игрока в «Одержимом» — уже был сыграна. «Оцените по стобалльной шкале свое удовольствие от игры» — «Сто» — «Оцените по стобалльной шкале свое удовольствие от того, что не является игрой» — «Двадцать». Тогда Хоффман начинал работу над «Капоте», казался одновременно сфокусированным и подвижным, уже хорошо понимающим, кто он и зачем — а кто не понимает, тем не стоит объяснять. Десять лет спустя кокетничал, хватал со стола диктофон, прятался за занавеску, хотел, чтобы ему разрешили побыть ребенком и не давать интервью.
С Мингеллой они сделали два фильма, с Полом Томасом Андерсоном дружили с юности и сделали пять. С первого его заметного появления в «Запахе женщины» и до «Мастера» каждый эпизод и каждая роль заставляли трепетать перед очевидностью этого таланта, отменяющего любые помехи: неформатную внешность, второстепенность персонажей, недостаток подходящего материала. Это было живое доказательство того, что дар отдельного человека может быть сильнее индустрии. Он жил в Нью-Йорке, играл в театре, почти не снимался в Голливуде, и был для американского независимого кино отдельной расширяющейся вселенной, которая схлопнулась в ночь на прошлое воскресенье.