«Я за потрясения»: победитель «Кинотавра» Борис Акопов — о фильме «Бык» и времени без героев
Вчера в Сочи завершился 30-й сезон «Кинотавра». Главный приз фестиваля жюри присудило режиссеру Борису Акопову за фильм «Бык». Действие картины режиссера-дебютанта разворачивается в 1990-х и рассказывает историю молодого преступника Антона Быкова. «Бык» обеспечивает семью как может: после очередной районной стрелки он попадает в отделение, откуда его вызволяет московский авторитет, и, конечно, не за просто так.
Неожиданное решение — награду получил дебютант — оказалось таким же вызывающим, как режиссерский стиль самого Акопова. Накануне церемонии закрытия мы встретились с режиссером, чтобы обсудить его взгляды на прошлое, планы на будущее и разницу между мужским и женским кино.
После премьеры ты сказал, что этот фильм «тебя наконец-то отпустил». Есть такое?
Дело в том, что он меня отпускал несколько раз и потом забирал обратно. После окончания съемок мы постоянно встречались с актерами, которые к тому моменту уже стали моими близкими друзьями. И периодически друг другу говорили: «О, наконец-то меня отпустило». Но нет, не отпустило.
А хочется?
Да. Искренне хочется.
Сколько уже длится работа над фильмом?
Два года. Все началось с того, что я окончил ВГИК. Я учился на режиссера-документалиста, меня отчислили с первого курса. Потом работал на Мосфильме, снимался в массовке, поступил на игровую режиссуру к Андрею Эшпаю, сделал дипломный фильм «Рай», получил пятерку и не понял: что делать дальше? Жизнь впала в кому. К сожалению, во ВГИКе не учат тому, что делать после того, как ты закончил вуз. Я уехал к маме, в Балашиху, город моего детства. Катался на велосипеде, бегал по утрам, писал какой-то сценарий и не понимал, во что он вырастет. Так за четыре месяца родился «Бык». Сначала он назывался «Бычье сердце» (просторечное название кардиомегалии — болезни главного героя фильма. — Прим. BURO.).
В фильме есть уверенное и вполне серьезное режиссерское присутствие. А также очень нарядная картинка, яркий кадр...
По поводу картинки мы много думали. Есть такая тенденция — стилизовать фильмы о 90-х под соответствующую картинку. Вот как в «Середине 90-х» Джоны Хилла, например. Мы сознательно этого избегали. Решили, что будем использовать современные технические возможности: свободные актеры, свободная ручная камера, цвет, формат кадра. Потому что исторически это про то время, но говорю-то я о нем сегодня.
Какие у тебя любимые фильмы?
Невозможный вопрос. Вот «Искусство кино» делало материал про любимые фильмы режиссеров и просило составить подборку. Мне кажется, что я в этом списке чуть ли не единственный, кто нормально постарался. Можно посмотреть ответ там.
Переформулирую: из каких фильмов сложился визуальный язык «Быка»? У нас у всех есть завораживающие образы в голове, которые не отпускают. По твоему кино чувствуется, что у тебя этих образов немало.
Есть такой режиссер Ромен Гаврас. Его полнометражный дебют — полный отстой, но вот клипы гениальные. Полный порядок у человека с умением создавать невероятно притягательные образы. Или еще один гениальный клипмейкер Дэниел Вульф, который сделал «Время танца» с Джилленхолом в главной роли. Или просто бомба: его же клип «Iron Sky» Паоло Нутини. Эти восемь минут вот — ты посмотри их, и все поймешь о том, откуда у «Быка» ноги растут. Это был один из главных референсов для творческой группы. Тот случай, когда смотришь и думаешь: «Вашу мать! Как ты это делаешь?» Непонятно. Не в том смысле, что это сложные технически вещи.
Интересно, что ты называешь клипы. Многие кинематографисты оставляют их в каком-то отдельном художественном гетто, вместе, например, с рекламой.
Просто мне хотелось сделать зрительскую вещь. Красота, темпоритм, современность, экспрессия. Молодежную вещь, как бы пошловато это ни звучало, — фильм-то о молодежи. Ну и я снимал картину, которую сам бы как зритель с кайфом смотрел.
В картине много музыки. Насколько ты открыт разным культурным контекстам, помимо кино?
Максимально. Для режиссера довольно важно быть открытым, образованным... Вернее, не так. Образованным, может быть, и не каждому у всех таланты разного характера. Но для режиссера обязательно владеть жизнью в каком-то общем понимании, знать ее, знать людей и любить их. Режиссер Роман Каримов мне тут, на фестивале, сказал: «Видно, что вы любите людей». Но я на самом деле не только люблю. Когда любишь и ненавидишь — вот это настоящая любовь.
Видно, что персонажей ты все же очень любишь. Есть ощущение, что твой герой не ведет разговор из конца 90-х. Он говорит, например: «Не надо становиться таким, как я — я плохой». Он говорит так, будто находится вне сюжета. Он таким задумывался?
Все-таки я хотел, чтобы разговор никак не переносился на сегодня, но это невозможно. Что бы мы ни делали — хоть про XIX век, хоть про пещерных людей, — все равно зритель и мы сами будем туда привносить настоящее.
Но почему не хотелось бы?
Мне хотелось закольцевать этот фильм в ХХ веке, потому что он о конце этого столетия. Поэтому он заканчивается словами Бориса Ельцина. Мы застали смену века, и это круто, от этого мурашки по коже. А еще это связано с этим человеком, с этим десятилетием. Поэтому после финальной сцены с флагом ничего нет. Тогда я не понимал, что это будет соотноситься с сегодняшним днем. Теперь я понимаю, что, о чем ни делай, все равно будут спрашивать: «Как это связано с сейчас и с нами?» Меня бесит вопрос: «О чем ваш фильм?» Если не поняли то это ваша проблема, а если поняли, то зачем спрашиваете?
А с актерами ты обсуждал, о чем «Бык»?
Этому я посвятил большую часть времени. Не репетициям, не работе на площадке, а именно разговорам о характерах, персонажах, времени. К сожалению, производство было очень быстрым, сжатые сроки. Большая случайность, что все вроде как получилось. Мы очень сильно ругались. Мы же не сериал снимаем, почему так жестко? Как тебя вообще может отпустить, когда ты месяцами работаешь по 19 часов в сутки? В какой-то момент я подумал: «А ну его на хер, это кино», потому что так и в дурочке можно оказаться.
Сейчас не думаешь так?
Меня подлечили, я восстановился. Но было реально плохо.
На пресс-конференции прозвучал вопрос о том, является ли этот фильм предупреждением. Твой ответ «Сейчас нет времени объяснять» это был вежливый отказ или у тебя правда есть какая-то точка зрения?
Нет никакого предупреждения. Если кто-то увидел его там, то это круто. Мне было боязно закидывать какие-то удочки в сегодняшний день. Сценарий вырос вокруг героя. Был придуман персонаж, с его проблемой, с его конституцией тела, с подробной биографией. Там все как обычно. Когда тебе 20 лет, ты можешь угодить куда угодно просто по дурости. Тут воспитание не влияет: ты молодой, хочется молодости, хочется рваки. И вот он ее словил, познакомился с сыном авторитета. Ряд случайностей, какие много с кем бывали: просто чувак один раз случайно куда-то залетел. Когда мы были мелкими детьми в 90-х, мы сами меняли фальшивые доллары в какой-то палатке ночью. Там сидела бухая продавщица, а нам было по 12 лет. Нас могли загрести, и мы тоже могли кого-то там встретить. Там нужно было бы отстаивать себя, как всегда, если ты в какую-то маскулинную тему попадаешь. Как тюряга, как зона. Мне вообще нравится мужское кино, я не люблю женское кино.
Что такое женское кино?
Я не буду разбирать по кирпичикам, что с ним не так. Мой любимый режиссер Пол Томас Андерсон. Я рад, что живу с ним в одно время. Его картины «Ночи в стиле буги», «Нефть», «Мастер» абсолютно мужские фильмы. Про мужскую любовь, мужскую силу, мужскую ненависть и боль. Какой женский фильм мне нравится? Я не верю в женскую режиссуру в принципе. Я люблю женщин, я их уважаю, я абсолютно не сексист. У женщин свои достоинства, их очень много, спорить об этом глупо. Наверное, самый крутой женский фильм «Восхождение» Шепитько, но это мужской фильм.
Мне кажется, ты словами «женский» и «мужской» обозначаешь эмоции и характеры художников, а не их гендерную принадлежность. Может, это не совсем точная терминология?
Я обозначаю то, что мне нравится. Женский фильм в каком-то другом понимании ну... Ты смотрела когда-нибудь фильм «Женщина не в себе» Кассаветиса? Вот в какой-то степени это женский фильм.
Ты говорил, что хочешь снимать следующий фильм про Великую Отечественную войну. Это правда?
Скажу крамольную вещь. Это пока только зачаток сценария, но это идея, которая варится в моем сознании: я хочу делать фильм про немецкого офицера. Хорошо, что я на пресс-конференции про это не сказал. Венерические заболевания — спутники любой войны по понятным причинам. Немцы начали воевать с 1939 года в сытой Европе, где все было классно. Когда я начал копаться в материалах, я узнал, что были целые батальоны сифилитиков. Ты знаешь, что у больных сифилисом есть эйфория?
Это батальоны в состоянии берсерка?
Да, это те люди, которым по херу все. Это дикие абсолютно люди. Их принудительно ловили, потому что они не хотели лечиться, потому что это это было для них как наркотик. Я читал много документальных вещей. Знаешь, как у нас в армии лечили сифилис? Это проcто жесть как. Вкалывали в вену молоко и привязывали к шконке. У человека температура за 40, а его держат несколько дней. Если организм молодой, то ты выживаешь и выздоравливаешь. А если нет, то нет. Война.
Почему ты хочешь про это снимать?
Потому что я вижу в этом драйв. Какую-то экспрессию, которая мне нравится. Современность инфантильна.
Что это значит?
Ну, потому что все как-то мягко. Для произведения искусства хорошо, когда в теме и времени граничат любовь и смерть, «да» и «нет», что-то конкретное и кардинальное. Какой-то выбор, а сейчас выбор это «ну, может быть»...
Везде?
А ты не замечаешь, что инфантилизм сейчас всепоглощающий? Я считаю, что лучшие открытия, самые сильные характеры и люди живут в эпоху тотальных перемен. Обстоятельства войны, революции будоражат. Так появляются герои.
А сегодня для героев, на твой взгляд, недостаточно нерва?
Да, абсолютно. Более того скажу: сегодня героев попросту нет. Кто герой сегодняшнего дня? Пойди поищи его.
Ну, я даже не знаю. Сноуден?
За него! (Выпивает.)
Мне кажется, что даже у тех, кому сейчас недостаточно героев, это ощущение будет другим спустя лет 10.
А я уверен, что нет. С чего бы?
Потому что людям надо искать героев. Очень надо. Вот представь: мы, например, родились в конце 80-х. Мы видели 90-е, это наше время, мы можем про него говорить. Сейчас мы стали взросленькие и упаковываем, осмысляем эту эпоху. Что будет с людьми, которые будут это делать через 20 лет? Думаешь, они не станут искать своих героев?
Смотря что будет с миром, понимаешь? Я, опять же, скажу крамольную вещь, но я за потрясения. В потрясениях консолидируется какая-то человеческая мысль, душа, идея. Когда человек стоит на грани жизни и смерти, тогда он собирается, тогда он придумывает то, чего никогда не было. Появляется искусство, появляется наука. Что было бы с наукой, если бы не было войн? Фильмы, которые сейчас награждают в Каннах, хорошие, но они не про героев. Они про каких-то людей в предлагаемых обстоятельствах европейской жизни... Ханеке, если он не снимает про «Белую ленту». Дарденны. Мне это все понятно. Понятная тенденция, понятные плавные вдумчивые картины... Но не знаю. Мне нравится, когда все на предельном градусе кипения.
Но войны сейчас тоже идут. Про них и можно говорить 10 лет спустя.
Да, но глобально, если говорить о какой-то статистике, это не мощно... А я за мощно. Надо разжечь пожар, чтобы наконец-то что-то шагнуло вперед!
Это пожелание к действительности или к кино?
К действительности. Я пойду на войну, наверное... Или не пойду. Не знаю. Если это случится, передо мной будет очень важный моральный выбор, тогда-то я и пойму, чего я стою. Это будет настолько важный выбор, что любой из нас будет перед выбором: стать героем или струсить и сбежать. Пока нет прецедента, говорить не о чем.
К счастью, всегда существует криминальный боевик, где можно все это воссоздать в кино. Этот выбор.
Не пойми меня неправильно. Я не говорю о таком экспрессивном кино, как боевик...
Я понимаю, о чем ты говоришь. Ты говоришь об исторической необходимости сделать этот выбор и обрести свой характер. Но когда мы обсуждаем материал для кино... Есть жанры, которые существуют для того, чтобы создавать героев.
Боевик — это какой-то картонный жанр.
Ну смотри, вот есть фильмы о мафии. Когда в начале века снимали картины в Америке про гангстеров, из них сделали героев без всякой войны героев. В ответ правительство даже кодекс Хейса сочинило, по которому нельзя стало бандитов хорошими на экране показывать.
Это же круто! Они не создавались искусственно — это была их реальность. Они просто романтизировали.
Я привожу пример, потому что мне, если честно, стало немного обидно, что ты недооцениваешь геройский потенциал современности.
Я прошу прощения. Со мной многие не согласятся. Вот вы спрашиваете, а я со своей колокольни отвечаю. Я не претендую на правду в последней инстанции.