«Буду спать хоть в туалете»
Восемь утра, уже рассвело, но пожарная часть Дедовска еще окутана синими сумерками. Во дворе неожиданно звонко звучит женский голос. Это Маша. На фоне мужских фигур в боевках ярким пятном мелькают ее светлые волосы. Женщин-пожарных в России можно пересчитать по пальцам, и Маша – одна из них.
Она знакомит меня с сослуживцами и проводит краткую экскурсию по части. Собственно, путешествие почти сразу же и заканчивается, потому что часть маленькая: ангар на две машины – пожарные называют их «АЦешками» (в наличии только одна, вторая в ремонте), диспетчерская и две комнаты для караула: спальня с телевизором и кухня.
Огромная пожарная машина занимает ровно половину гаража. Пока мы ходим, между ног шмыгает местная кошка – Ада. Вместе с Машей мы залезаем в машину, где она проверяет кислородные баллоны и записывает по ним данные, рассказывает, где кто сидит, когда машина отправляется на вызов.
В часть симпатичную блондинку взяли неохотно.
– Мне было сказано – тебе негде будет спать, а я ответила: да мне все равно, я не спать сюда иду, а работать, я хоть в туалете буду спать, приеду со своей раскладушкой… Одно время спала в АЦешке (пожарная машина) – у ребят храп специфический, заснуть в спальне не очень получалось, и я спала в машине полностью в боевке, потому что там было прохладно. Со временем привыкла спать и с храпом – засыпала под аудиокниги, и вернулась в караульное помещение.
Ей приходится каждый день доказывать, что она имеет право быть пожарным. Это стало особенно актуальным в последнее время, потому что пожарная служба превращается в закрытый мужской клуб, в котором женщине нет места.
Маше обидно: она регулярно сдает все нормативы, причем по мужским показателям, и сдает их не хуже мужчин, она готова выполнять ту же работу, что и они, и делает это хорошо.
Не дискомфортно ли ей работать с мужчинами? Есть все-таки своя специфика…
– Нет, – спокойно отвечает Маша, – я всю жизнь с мужчинами, у меня пять братьев, один родной, остальные двоюродные, мы росли все вместе. А потом, у меня все работы такие: например, помимо прочего, я сварщик четвертого разряда, хочу еще на крановщика отучиться.
С молнии на молнию
Машины коллеги устраивают мне небольшой ликбез о пожарном деле, рассказывают о том, какие есть категории пожаров, показывают журнал учета выездов. Вызовов в Дедовской части, по Машиным словам, сейчас немного, летом значительно больше – например, на прошлой неделе было десять, из них пять ложных.
– А если вы слышите, что звонит ребенок, и понимаете, что вызов ложный, все равно едете?
– Обязательно! – твердо отвечает Маша. – Мы обязаны в любом случае выехать, а дальше пусть разбирается полиция.
Зимой, несмотря на то, что вроде снег, и не сезон, пожаров не меньше, чем летом: в одну и ту же вилку с помощью удлинителей включают по 5-6 приборов, из-за этого в стене перегреваются провода. Еще один традиционный зимний сюжет – когда частный дом пытаются протопить газовым обогревателем. Третий – раскочегаренная докрасна баня.
В теплое время года причины другие: весной традиционно горит подожженная трава, осенью – листья, летом – дома, в которые попали молнии. «А как же высокие деревья, которые принимают на себя молнию?..» – заикнулась я, и оказалось, что высокие деревья совершенно не помогают, а поскольку на громоотводах экономят, тушить загоревшиеся во время грозы крыши пожарные выезжают регулярно, летом в другой части у Маши однажды было 8 подряд выездов за 12 часов, с молнии на молнию.
Волонтером на пожар за свой счет
Машины коллеги расходятся по своим делам, а мы с ней отправляемся туда, где русские люди традиционно ведут беседы – на кухню. Там, рядом с закипающим чайником, Маша рассказывает мне о себе. Живет она в Москве, в Мневниках, и, в отличие от других, ездит на работу не в Москву, а из Москвы, сутки через трое. Для того чтобы быть в части к разводу, к 8 утра, она встает в 4.30.
Удовлетворившись видом моих вытаращенных глаз, Маша добавляет: до того как она стала штатным сотрудником Мособлпожспаса и официально пожарным, полгода ездила тушить пожары волонтером, причем был момент, когда с деньгами было сложно, и для того чтобы приехать на дежурные сутки в пожарную часть в Голицыне, Маша занимала деньги на дорогу.
С общепринятой точки зрения Маша – человек сумасшедший. Какой нормальный человек будет мотаться в область волонтером тушить пожары за свой счет?!
Объяснение, возможно, в Машином детстве, в семье. Бабушка – заслуженный врач Советского Союза, стаж 55 лет, дедушка – военный хирург, и вообще многие родные связаны с медицинской и военной службой, со спасением людей.
И Маша всю сознательную юность двигалась в этом направлении, но в переходном возрасте, как она сама это определяет, «немножко взбесилась» и ушла в журналистику. Училась долго, с перерывом на декрет, но сейчас как раз только что защитила диплом по журналистике и собирается учиться в области медицины, а также подумывает о том, что надо получать профильное образование в университете МЧС. Несколько лет работала помощником сценариста, приглашенной актрисой для второстепенных ролей в передачах, организатором съемочного процесса, координатором канала на телевидении.
С 2011 года Маша является волонтером «Лиза Алерт», прошла курсы оказания первой помощи, потом стала инструктором первой помощи Красного Креста. После первой помощи были курсы Спасрезерва. Спасрезерв – это волонтерская организация помощи профессиональным спасательным отрядам, выстроенная по их схеме: профессиональное обучение, смены, дежурства, развод в 8 утра, смена 24 часа, получение задач от Центра управления в кризисных ситуациях (ЦУКС) экстренной службы 112, только… все на волонтерской основе.
– Мне посчастливилось общаться с идейными людьми, которые живут спасательством, пожарным делом, и для них это не просто профессия, когда пришел, что-то потушил и ушел – они пропитаны этим до мозга костей, постоянно совершенствуются, вкладывают свои деньги в оборудование, экипировку, обучение…
– Кстати, какая у тебя зарплата?
– Оклад 8 тысяч с копейками, а полная сумма всегда разная, но не как у футболистов и депутатов…
График – сутки через трое, поэтому у Маши в соответствии с ее увлечениями есть другая работа. Она уже 11 лет занимается промышленным альпинизмом, является инструктором, тренирует детей и взрослых на скалодроме. Много тренируется, поддерживает форму для работы и участия в соревнованиях. В части есть турник, есть немного свободного места и, как правило, много свободного времени (выезды бывают не каждую смену), поэтому Маша занимается спортом в части, а также в Москве: бегает, ходит на скалодром, занимается горным туризмом в секции МГУ с 2007 года, участвует в марш-бросках по 70 километров и дважды становилась в них призером.
На равных с мужчинами
Пока в части все спокойно, мы с Машей отправляемся в магазин и на хлебозавод, который находится неподалеку, – по договоренности с начальством части хлебозавод ежедневно дарит пожарным 4 батона свежевыпеченного хлеба. По дороге Маша рассказывает о том, что мир мужчин в «мужских» профессиях не то что не снисходителен к женщинам, но наоборот, ревниво и жестко охраняет свои границы от «вторжения».
За годы работы с мужчинами (промышленный альпинизм, сварка, работа пожарным и спасателем, участие в соревнованиях на выживание, горный туризм и т. д.) Маша накопила немало удивительных историй. Например, ей могут не разрешить участвовать в соревнованиях, потому что она если и не займет призовое место, то обойдет многих мужчин, а им это будет неприятно.
Ей открытым текстом или намеками говорят о ее профессиональной и спортивной непригодности – при том, что Маша, например, подтягивается 16 раз: для абсолютного большинства ее коллег это недостижимая цифра, а норма для женщин – 0.
Ее могут не пустить на призовое место в мужском зачете и дать ей четвертое, хотя по всем показателям она должна войти в тройку победителей. От нее ждут, что она снимет с коллег-мужчин обязанности по уборке и готовке.
Мы снова на уютной кухне пожарной части, и Маша рассказывает о том, каким, по ее мнению, должен быть настоящий спасатель. Важной характеристикой она считает возраст: спасатель, с одной стороны, должен быть в достаточно хорошей форме, чтобы справляться со своими обязанностями, а с другой – он не должен быть совсем юн.
– Те, кто работает в условиях чрезвычайных ситуаций, должны иметь жизненный опыт. Это как с психологами: не может психолог, работающий с людьми в кризисных ситуациях, быть двадцатилетним, а сейчас такое в системе МЧС встречается сплошь и рядом. К примеру, девушка окончила школу и пошла учиться в академию ГО и ЧС (гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций), в 21 год уже вышла на работу, и теперь она, человек, у которого нет ни детей, ни семьи, ни жизненного опыта, который психологически не способен смоделировать ситуацию, где человек, например, потерял всю семью в автокатастрофе или в одночасье у него сгорело все имущество, работает с людьми, пережившими это.
Еще одно важное свойство – хороший пожарный постоянно учится, в том числе и на своем опыте, то есть ездит на пожары, общается с коллегами, тратит время и деньги на самообразование, на спорт.
В части приближается время обеда. Готовят сами, поэтому, пока мы с Машей беседуем на кухне, один из ее коллег варит суп, и я почти силой удерживаю себя на месте, чтобы не подскочить, не схватить шумовку и не начать снимать с супа пенку. Маша наблюдает за этим спокойно – если она на равных с мужчинами делает то, что считается мужской работой, почему бы им не делать то, что испокон веков считалось женским делом?
– Маша, а ты, когда сюда пришла, внесла какой-то домашний уют, стала печь, готовить, убираться?
– Сначала вносила. Я вообще домашний и хозяйственный человек, например, я администратор в кулинарной группе, придумываю всякие рецепты, единственное – вегетарианские, потому что я не ем мяса уже больше 15 лет.
В ежегодных соревнованиях по многоборью спасателей я участвовала не только как спортсмен, но и была главной по кухне, и мне очень нравилось, что я могу накормить вкусно ребят после сложных этапов. Здесь сначала пекла пироги, варила супы, запекала рыбу, делала салаты и прочее, но мне дали понять, что это никому не нужно, и я перестала.
Рецепт от выгорания: спокойствие и дело
– Ты неоднократно наблюдала чрезвычайные ситуации – и как спасатель, и как пожарный, – как тебя это изменило?
– Я стала по-другому относиться к жизни и смерти. Вероятно, я пошла в спасатели, потому что для меня ценность человеческой жизни была зашкаливающей, но когда я научилась, когда приобрела определенный опыт, это модернизировалось во что-то более логичное и правильное: я знаю, что и как должна сделать, чтобы сохранить человеку жизнь.
Раньше такого, конечно, не было – когда я увидела впервые открытый перелом, я просто стояла и смотрела на него, он поверг меня в шок, в книжке все выглядело совсем по-другому. Какие-то вещи стали восприниматься хладнокровнее. Бывают случаи, когда ты не можешь сохранять спокойствие, но чтобы не перегореть, надо это заставить себя сделать.
Меня всегда удивляло, как детские врачи-реаниматологи умудряются шутить на своей работе. У моего отца была хорошая подруга – детский врач-реаниматолог, и более веселого человека я в своей жизни не встречала, и я помню, как меня это поражало в детстве: как она может веселиться и смеяться, ведь на ее «столе» постоянно умирают дети?
Теперь я понимаю, что это психологическая защита. Если ее не будет, как работать, как потом жить, когда ты приезжаешь на ДТП, на переднем сиденье кричит зажатый водитель, а на заднем лежит его погибшая жена?
Чтобы не переживать постоянно в себе то, с чем она сталкивается на работе, Маша не дает себе времени оставаться без дела. Если у нее появляется свободное время, для нее лучший отдых – это чтение, игра с дочерью и братьями в World of Warcraft, спорт, прогулки с друзьями, кино.
Еще одно прямое следствие работы спасателя – Маша гораздо больше других переживает за своих близких – например, за бабушку, которая стала постепенно уходить в себя и скоро, видимо, будет нуждаться в часах с трекером и записках с адресом и телефоном в кармане. Родители тоже ощущают это беспокойство: она старается звонить им каждый день и всегда знать, где они находятся, встречает маму из гостей, когда та возвращается поздно вечером.
Переживает даже за друзей и всегда просит позвонить или хотя бы прислать весточку, что он уже дома. Наконец, она стала больше заботиться и о себе, потому что на ней ответственность за семью и близких: мама и папа по возрасту не работают, у обоих инвалидность из-за сахарного диабета, мужа нет, алиментов тоже, и все обеспечение – на ней.
– Раньше я более по-разгильдяйски относилась к себе, непонятно где лазила, могла ночью пройти всю Москву вдоль и поперек, сейчас уже нет: во-первых, надо силы поберечь, а во-вторых, лучше пойти погулять днем, когда светло. Возможно, это возраст…
«Никогда не прошу, чтобы Бог мне что-то дал»
На вопрос о ее вере Маша надолго задумывается.
– У меня сложные отношения с Богом. Я долго к Нему шла. В семье все были некрещеные, кроме отца. Классе в седьмом я увлеклась индуизмом, потом, уже в институте, изучала буддизм, но ближе к беременности меня начало тянуть к Богу, в церковь, в храмы. Родив дочь, я покрестилась, покрестила дочку – у меня просто была уверенность в том, что это надо сделать.
И после этого каждый раз, когда я ходила в храмы, пекла на Пасху куличи, у меня был огромный душевный подъем, потому что я чувствовала, что все верно делаю. А потом, когда на Пасху умерла бабушка, я перестала печь куличи. И это ощущение стало уходить. Может, я просто еще не созрела для этого…
Но Бог в моей душе, конечно, есть, как без Него? Бог нужен, и даже маленькие дети неосознанно говорят с Ним. Сейчас я обращаюсь к Нему, когда тяжело или когда хочу поблагодарить, но никогда не прошу, чтобы Он мне что-то дал – только если терпения или сил что-то сделать, или чтобы научил равновесию во всем…
Когда привозили пояс Богородицы в Храм Христа Спасителя, я туда пошла, хотя с большим скептицизмом отношусь к такого рода мероприятиям.
Там стояли, чтобы что-то попросить, и даже в пресс-релизе было написано, что и как следует просить. А я стояла-стояла почти семь часов аж от самых Воробьевых гор, подошла и говорю: «Спасибо». И пошла…
Похоже, это выезд!
В части обед, меня почти насильно усаживают есть вкуснейший суп, наливают вполне мужскую порцию, которой в обычной жизни мне хватило бы дня на три, пододвигают самый вкусный кусок хлеба – горбушку. Маша ест что-то свое, вегетарианское. В спальне бубнит телевизор, в целом обстановка домашняя, тихая, спокойная.
После обеда все снова расходятся по своим делам, и мы с Машей продолжаем наш разговор. Внезапно в части раздается резкий громкий звонок. Маша обрывает фразу на полуслове и мгновенно становится какой-то другой.
– Похоже, это выезд! – она кидается в диспетчерскую, на ходу натягивая боевку. Сонная и пустая часть в одну секунду преображается: те, кто выезжает, бегут к вешалкам, хватают боевки и надевают сапоги, уже тарахтит двигатель КамАЗа, помещение гаража мгновенно наполняется серым едким дымом. Я путаюсь у всех под ногами, пытаясь понять, куда мне деваться, кашляю от дыма и наконец выкатываюсь на улицу, где уже собрались пожарные в ожидании машины (посадка происходит на улице). Я залезаю в машину, вслед мне летят каска, пожарный пояс и топор, запрыгивает Маша, и мы едем.
На узких поселковых улочках Дедовска мы с трудом разъезжаемся со встречными машинами. Чтобы нас пропустить, им приходится нырять в сугробы и задом уползать в проулки, а наша машина, покачиваясь, завывая и мигая, плывет по улицам, как большой корабль. Наконец мы приезжаем на место вызова, один из бойцов выпрыгивает, ходит кругами вокруг дома, Маша наблюдает за ним в окно.
– Похоже, ложный вызов, – делает вывод она. Так и оказывается.
Как Терешкова, только не космонавт
По дороге в часть Маша демонстрирует мне свою каску, и я понимаю, почему ее мечта – импортная. Я смотрю на нее и думаю: вот человек, который живет своей работой, дышит ей, гордится ей, хочет стать лучше для нее… Маша как будто в ответ на мои мысли говорит:
– Один из наших бойцов работает в части вместе со своим тестем, у них это целая династия.
Я восхищаюсь, а Маша продолжает:
– Однажды он сказал мне, что он очень стыдится своей работы и страшно переживает, что когда-нибудь его дочь, идя из школы, увидит, как он тушит помойку…
Я вспоминаю, как однажды на незначительном происшествии в Бостоне я наблюдала забавную сценку. Пожарные, приехавшие на сработавшую сигнализацию, потушили небольшое возгорание и уже собирались уезжать, когда на улицу вышел гулять мальчик лет пяти. Узнав, что он все пропустил, мальчик принялся горько рыдать.
И тогда большой, красивый пожарный в боевке подошел к нему, присел на корточки и стал его утешать. Стащил со своей огромной лапы варежку, достал откуда-то конфету, дал примерить каску, а также оставил свою визитку, попросив мальчика, если вдруг где-то начнется пожар, непременно ему звонить.
Это было удивительно, трогательно, я стояла рядом, замерев, смотрела и понимала, откуда берется это национальное отношение к полиции и к пожарным как к героям. Вот отсюда, из детского восторга, из того, что пожарный сам понимает, как важна и нужна его работа, из этой гордости за свой действительно героический труд, из внимания к детям – да-да, к детям, к тому, как они видят эту работу…
Машина семья ею гордится, особенно дочка. Братья говорят про Машу, что она как Терешкова, только не космонавт.
Перед въездом в часть Маша выпрыгивает из машины и перекрывает движение на перекрестке, пока водитель аккуратно сдает задом: иначе машине в часть просто не заехать. В ответ на это на Машу прет легковая машина, водитель отчаянно бибикает и матерится. Я удивленно спрашиваю у Маши, часто ли такое бывает, а она машет рукой:
– А, так почти всегда, не обращай внимания…
Во дворе мы прощаемся. Маша идет дальше кормить собаку, делать упражнения на турнике и ждать вызова в части, и машет мне рукой в огромной рукавице, а я машу ей в ответ и мысленно желаю большой пожарной удачи – сегодня, завтра и всегда.
Ксения Кнорре Дмитриева
