Гомосексуалы на фронтах великой войны: истории, которые все забыли

Гендерные трансформации в военное время

Участие в крупном военном конфликте приводит к значительным демографическим изменениям в любой стране. Огромная часть населения отправляется на фронт. Не меньше людей требуется и для работы в тылу, чтобы обеспечить фронт всем необходимым — оружием, боеприпасами, продовольствием; создаются лазареты для заботы о бесконечном потоке раненых.

Война открывает для многих невиданные ранее возможности.

Женщины начинают выполнять роли и осваивать специальности, доступ к которым для них до этого был ограничен патриархатом. Они заменяют во всех сферах жизни ушедших на фронт мужчин, а иногда и сами тоже идут на фронт, получая независимость и возможность продвижения по служебной лестнице в самых разных областях.

И зачастую после войны многие женщины уже не хотели возвращаться к прежней жизни, где они могли быть только кухарками, уборщицами, матерями или же низкооплачиваемыми работницами. Так, например, Вера Гедройц — первая женщина-хирург в Российской империи — до войны работала в маленькой заводской больнице в Калужской губернии. Женщины-учителя тоже после обучения обычно занимали только такие низкооплачиваемые позиции в сельской местности. В 1904 году Гедройц ушла доброволицей на Русско-японскую войну, по возвращении с которой ее назначили сначала заведующей окружной больницей, а потом главным хирургом уездной. В 1909-м благодаря военной славе и рекомендации Евгения Боткина, заведовавшего на войне медицинской частью, императрица Александра Федоровна пригласила ее занять должность старшего ординатора Царскосельского дворцового госпиталя. Во время Первой мировой войны Гедройц снова отправилась на фронт, где была назначена корпусным хирургом, что для женщины было очень высоким постом, сравнимым по статусу с подполковником. После войны она фактически состояла в гражданском браке с медсестрой Марией Нирод и начала преподавать в Киевском медицинском институте, где в 1929-м году была избрана заведующей кафедры.

Во время войны традиционные представления о том, что женщина должна быть слабой и пассивной, отходят на второй план. Мужество и активность поощряются среди всех граждан и гражданок. В раннесоветский период произошла маскулинизация женщин (на которую сетовал нарком здравоохранения Николай Семашко), связанная с тем, что государство и общество готовы были терпеть и даже поощрять маскулинных женщин из-за необходимости их участия сначала в войне, потом в революции, а после в индустриализации страны. Медицинские и иные источники подтверждают, что по меньшей мере в городах маскулинность женщин была знаковой особенностью раннего советского общества. Большевички упорно культивировали твердость как основополагающий элемент своего политического облика.

Это позволяло некоторым людям, не чувствующим себя комфортно в приписанной им гендерной роли (обычно женской), принять на себя другую роль. Один такой случай был описан психиатром Акимом Эдельштейном в 1925 году.

Он рассказывает о неком Евгении Федоровиче М., который при рождении был Евгенией, но, осиротев в 17 лет (1915 год), начал выполнять мужскую гендерную роль. Во время революции он стал чекистом, после продолжил работать в органах и вступил в брак с женщиной, которая поначалу даже не подозревала, что ее муж был одного с ней пола.

Когда правда вскрылась, их брак, как ни удивительно, не распался, и даже Народный комиссариат юстиции признал его законным.

Гомофобия в межвоенный период

История отношения общества к гомосексуальности тесно связана с войнами. Так, Платон в «Пире» говорит о том, что составленная из любовников армия была бы непобедима, поскольку они бы не смогли бросить товарища в бою или совершить что-либо постыдное, а, наоборот, стремились бы демонстрировать перед возлюбленными свои лучшие качества. Эта идея отражает реально существовавшие в Древней Греции практики, лежавшие в основе обычая педерастии, на котором строилось воспитание античных воинов. В Европе Нового времени, напротив, гомосексуальные отношения среди солдат наказывались. Достаточно вспомнить, что первые антигомосексуальные статьи в России появились при Петре I в военных уставах, составленных по немецким и шведским образцам.

Между двумя мировыми войнами отношение к гомосексуальности в Европе определялось несколькими процессами. С одной стороны, колониальные империи постепенно начали распадаться, из-за чего европейские мужчины, связывавшие гендерный нонконформизм с дикостью, начали думать, что белые люди находятся в опасности из-за стирания гендерных границ и наплыва мигрантов, и поэтому стали патологизировать гомосексуальность как признак дегенерации. Эти страхи подпитывались несколькими скандалами, связанными с однополыми отношениями. Например, в Великобритании парламентарий Пембертон Биллинг в своем журнале Vigilante («Мститель») опубликовал несколько статей о том, что у немцев якобы есть некая «Черная книга», содержащая имена 47 тысяч высокопоставленных гомосексуальных британцев, которых они шантажируют. В США произошло несколько армейских чисток, во время каждой из которых по подозрению в гомосексуальности были арестованы несколько десятков солдат и матросов. В Советской России в 1921 году полиция совершила рейд на подпольную свадьбу, в которой принимали участие около ста мужчин (в основном тоже солдат и матросов), часть из них были в женской одежде.

Одновременно с этим в проигравших Первую мировую России и Германии произошла либерализация отношения к гомосексуальности. В России ее декриминализировали после революции, а в Германии, несмотря на уголовную ответственность за однополый секс, возникли первые ЛГБТ-журналы и освободительные движения. По мере ухудшения отношений между странами перед Второй мировой и в одной, и в другой начались гонения на гомосексуалов, также связанные с подозрением их в шпионаже.

Из-за распространенной в обществе гомофобии гомосексуалы были вынуждены образовывать тайные сообщества, которые вызывали подозрение у спецслужб. К тому же они действительно были более уязвимы к шантажу, потому что раскрытие сексуальности могло стоить им карьеры и свободы.

Так, например, произошло с австрийским полковником Альфредом Редлем, которого русская разведка завербовала с помощью подкупа и шантажа во время Первой мировой войны.

Однако были и те, кто помогал противнику по идеологическим соображениям. Например, члены «Кембриджской пятерки», одной из самых успешных разведгрупп ХХ века, стали шпионами Советского Союза, потому что верили в то, что его гендерная политика ведет к освобождению. В СССР действительно в начале его существования уравняли мужчин и женщин в правах, разрешили аборты и декриминализовали гомосексуальность, бравируя этим на международной арене в качестве доказательства своей прогрессивности. В то же время нацистская партия, пришедшая к власти в Германии в 1930-х годах, всегда была откровенно гомофобна, и члены «Кембриджской пятерки» опасались, что Британия выберет этот путь, а не советский.

Французская спортсменка, лесбиянка Виолетта Моррис, напротив, начала шпионить на нацистов из-за презрения к нравам французского общества. Во время Первой мировой она работала водительницей скорой помощи. Людей, которые этим занимались, позже часто называли трусами, потому что они не участвовали в сражениях, несмотря на то, что работа на скорой была очень опасной, с высоким уровнем смертности. После войны она начала заниматься спортом: плаванием, боксом, автогонками и т. д. Она даже сделала мастэктомию, чтобы помещаться в маленькие спорткары.

Однако Французская федерация женского спорта исключила ее из своих рядов за неподобающее поведение.

Это во многом было связано с тем, что Моррис, будучи очень крупной маскулинной лесбиянкой с огромными мышцами, которая курила по три пачки сигарет в день и постоянно материлась, не вписывалась в гендерные рамки французского общества.

Федерация же стремилась продемонстрировать всем, что спорт не делает женщину маскулинной, а напротив, он полезен для ее здоровья (особенно репродуктивного), потому что в то время женщин не допускали к соревнованиям, полагая, что это негативно отразится на их способности вынашивать детей. Моррис пыталась судиться с Федерацией из-за того, что она больше не могла зарабатывать участием в соревнованиях, но проиграла суд. После она заявила, что Франция — это коррумпированная, не заслуживающая права на существование страна и однажды ее декадентство приведет ее к рабству, но Моррис не будет среди рабов.

Нацисты поняли, что этот скандал — отличная возможность завербовать Моррис. Они готовы были терпеть ее, потому что она была национально известной спортсменкой, участвовавшей в войне и разъезжавшей по всей Франции, продавая детали для автомобилей, и легко могла добыть им информацию о французских войсках. Поэтому в 1936 году Гитлер пригласил Моррис побыть почетной гостьей на Олимпийских играх, после чего она стала шпионить на Германию и продолжала этим заниматься до самой смерти. Моррис убили во время засады солдаты Сопротивления.

Гомосексуалы на фронтах Второй мировой

К началу Второй мировой войны почти все ключевые ее участники активно преследовали гомосексуалов на своей территории. В Германии даже существовало специальное Центральное бюро Рейха по борьбе с гомосексуальностью и абортами, основной задачей которого был сбор информации о гомосексуалах. Однако, когда началась война, набрать как можно больше людей в армию стало для них гораздо более важной задачей, чем вычистить из ее рядов гомосексуалов. Несмотря на сохраняющуюся криминализацию однополых отношений и наличие в некоторых странах специального запрета на службу гомосексуалов в армии (как например, в США, где добровольцы должны были проходить психиатрическую экспертизу, одной из задач которой было выявление у них гомосексуальных наклонностей), приемные комиссии и офицеры предпочитали закрывать на них глаза, потому что им нужны были солдаты.

По воспоминаниям британского гомосексуального ветерана Дадли Кейва, в армию принимали мужчин, не обращая внимание на их сексуальность. Даже те, кого поймали с поличным, редко подвергались наказанию. В худшем случае им назначали несколько недель тяжелой работы, чтобы «выбить из них гейство». Обычно, когда гомосексуальность какого-то солдата вскрывалась, его просто переводили в другой отряд или большой город, где ее проще было игнорировать. И даже если дело доходило до военно-полевого суда, то через какое-то время человеку всё равно позволяли вернуться в строй.

Открытые гомосексуалы встречались среди артистов. Некоторые из них даже устраивали дрэг-шоу, и ни у кого с ними не возникало проблем. Наоборот, их присутствие только поддерживало боевой дух.

Например, гомосексуальность певца Вадима Козина никогда не была секретом для окружающих.

Еще до войны он стал невероятно популярен, поэтому пластинки с записями его песен попали в «бриллиантовый фонд» и не подлежали переплавке для оборонной промышленности — их выдавали за сдачу других пластинок. Для организации выступлений Козина на фронте по распоряжению наркома путей сообщения был выделен специальный вагон, и уже в начале войны певец получил орден Красного Знамени. В 1943 году он выступал для участников Тегеранской конференции, однако в 1944-м пропал из эфира и его пластинки перестали выпускать. Самого Козина отправили в концлагерь за «мужеложство», о котором было известно задолго до ареста, но никого это раньше не волновало. В автобиографии, написанной уже после освобождения из лагерей, в 1959 году, он говорит, что это произошло из-за конфликта с Лаврентием Берией, который не выполнил данное Козину обещание эвакуировать его родных из Ленинграда, где они и погибли.

Многие солдаты открыли в себе влечение к людям своего пола или приняли собственную гомосексуальность именно в военное время. Кейв вспоминает одного солдата, который предоставлял сексуальные услуги однополчанам, и ими пользовались даже гетеросексуальные мужчины. Когда особенно дотошный сержант попытался обвинить его в этом, вышестоящий офицер отклонил все обвинения, хотя он точно знал, чем тот занимался. Офицер понимал, что эти занятия ничем не вредили отряду и помогали солдатам снимать стресс. Деннис Кемпбелл также рассказывает, как он и его гомосексуальный товарищ занимались в армии сексом с женатыми мужчинами, которые хотели «выпустить пар», но поблизости не было женщин.

Некоторые его партнеры предпочитали заниматься сексом с мужчинами из-за того, что местные секс-работницы были слишком дороги, или из-за страха подхватить венерические заболевания, а главное — потому что никто точно не мог от этого забеременеть.

Американская армия в 1939 году состояла всего из 200 тысяч человек. После того, как Япония атаковала Перл-Харбор, ее численность возросла до 16 миллионов. Теперь в нее принимали даже чернокожих (тогда в США всё еще существовала сегрегация) и женщин, но по-прежнему не брали гомосексуалов. Стюарт Лумис вспоминает, что он с его гомосексуальными друзьями по колледжу слушали истории о том, как приемные комиссии отсеивали гомосексуалов, и пытались понять, как они могут попасть в армию, чтобы защищать свою страну. Большинство гомосексуалов врали психиатрам во время прохождения медкомиссии, чтобы их взяли в армию. Многие честно отвечали «нет» на вопрос «являетесь ли вы гомосексуалом?», потому что в то время довольно большое количество людей вообще не знали, что это такое, и еще меньше сознательно идентифицировали себя таким образом, даже если испытывали исключительно однополое влечение.

В большинстве случаев психиатры и сами не горели желанием исключать гомосексуалов, потому что не считали их опасными для армии. Кроме того, они боялись, что эти мужчины подвергнутся стигматизации по возвращении домой, потому что заключение психиатра попадало в личное дело и было доступно работодателям. Поэтому, даже когда новобранец признавал себя гомосексуалом, врачи отказывались верить ему или пытались сформулировать диагноз таким образом, чтобы никто не понял, что он значит. Так произошло, например, с Дональдом Винингом, которому психиатр в заключении написал «явный Г», а на претензию армейского начальства, что отчет должен быть ясным, ответил, что и у Вининга, и у самого психиатра будут проблемы из-за этого, пытаясь доказать, что гомосексуальность не является достаточным основанием для дисквалификации новобранца.

Даже нацисты, в концлагерях которых гомосексуалы занимали самое низшее положение во всех иерархиях, были изгоями и гибли чаще других заключенных (уровень смертности гомосексуалов в концлагерях предположительно достигал 60%), в 1943 году оказались вынуждены брать их в штрафбаты и отправлять на фронт. Например, Пьер Зеель был арестован нацистами за нарушение Параграфа 175 Уголовного кодекса Германии («разврат с другим мужчиной») после аннексии Эльзаса в 1941-м. Они нашли его в списке гомосексуалов, который местная полиция составила еще до войны. В концлагере нацисты насиловали его куском дерева и отдали его 18-летнего возлюбленного на растерзание собакам у него на глазах. В 1943-м Зееля отправили воевать под Смоленск, где он был захвачен в плен советскими войсками, которые не убили его только потому, что он начал петь «Интернационал».

Обосновывалось это решение тем, что служба якобы должна «исправить» гомосексуалов, сделав из них «настоящих мужчин». Поэтому призывать некоторых из них начали даже раньше, еще когда ситуация на фронте не была такой отчаянной. Так произошло с Германом Тиме. Он был арестован в 1941 году в Париже вместе со своим возлюбленным Сергеем Набоковым (братом писателя) и посажен в тюрьму на 4 месяца. После освобождения Тиме отправили воевать в Северную Африку, где он оставался до конца войны. Набоков же не мог служить в немецкой армии, потому что был бывшим гражданином России. После освобождения он вынужден был работать переводчиком в Министерстве пропаганды и старался быть крайне осторожным, потому что за ним следило гестапо. Однако в 1944-м Набокова вновь арестовали по обвинению в антигосударственных высказываниях и отправили в концлагерь, где он умер в 1945-м, не дожив несколько месяцев до его освобождения. На странице Германа Тиме на сайте MyHeritage, которую, скорее всего, создали его родственники, Сергей Набоков указан под его фамилией (как его партнер).

Сопротивление на оккупированных территориях

Гомосексуалы играли важную роль в чешском партизанском движении, организованном вокруг фигуры обвиненного в гомосексуальности католического священника Отакара Задразила.

Еще одна повстанческая сеть была в Праге и состояла исключительно из гомосексуальных людей.

Роберт Эльберман, один из лидеров запрещенного нацистами скаутского движения, был арестован по обвинению в нарушении Параграфа 175 и помещен в концлагерь Заксенхаузен, где вместе с бывшим скаутом Руди Палласом организовал группу сопротивления, объединив депортированных в лагерь гомосексуалов.

Пара французских художни_ц-сюрреалист_ок, творивших под псевдонимами Клод Каон и Марсель Моор (настоящие их имена — Люси Швоб и Сюзанна Марлеб, но поскольку они сами говорили о том, что ни мужская, ни женская гендерная роль им не подходят, то можно считать их небинарными персонами), использовали искусство для пропаганды в нацистских рядах. Они создавали флаеры, в которых разоблачали преступления нацистов, и распространяли их среди оккупационных войск: подсовывали листки солдатам в карманы или клали их на стулья во время военных мероприятий, на которые они проникали, переодеваясь в немецкую форму. В 1944 году художни_цы были арестованы и приговорены к смертной казни, но приговор не успели привести в исполнение, потому что остров Джерси, на котором они жили в то время, освободили союзные войска.

Другая важная фигура французского Сопротивления Жозефина Бейкер до войны была любовницей Виолетты Моррис. Чернокожая американка, она не смогла сделать карьеру в США из-за расовой сегрегации, существовавшей там в то время, но стала невероятно популярна во Франции, куда переехала, выйдя замуж (она была бисексуалкой). В начале войны Бейкер была завербована французским разведбюро.

Благодаря своей популярности она постоянно принимала участие в вечеринках и приемах оккупационных властей, на которых бывали как немецкие, так и итальянские, и японские официальные лица; общалась с высокопоставленными офицерами, выуживала из них нужную информацию и могла свободно перемещаться по Европе, чтобы передавать данные партизанам.

Бейкер также прятала у себя дома членов освободительного движения и добывала для них визы. После войны ее наградили Военным крестом и медалью Сопротивления, а также удостоили звания рыцаря Почетного легиона.

Партизанское движение в Королевстве Югославия было одним из самых мощных в Европе (гитлеровские войска были вынуждены держать там 35 дивизий — это больше, чем в любой другой оккупированной европейской стране). Однако в отличие от других стран в Королевстве Югославия оно было организовано не официальными властями, существовавшими в стране до войны, а местной коммунистической партией. У нее не было разработанной правовой системы, на основании которой можно было бы вести дела, связанные с гомосексуальностью, поэтому решения по ним выносились в зависимости от обстоятельств.

Так, когда в 1941 году одному из лидеров партизанского движения Миловану Джиласу сообщили о гомосексуальности партизана-мусульманина, он столкнулся с дилеммой. С одной стороны, этот партизан был хорошим солдатом и ревностным коммунистом. С другой — гомосексуальность не вписывалась в строгие рамки пуританской морали, доминировавшей в то время в Югославской коммунистической партии, и считалась проявлением буржуазного декадентства. В данном случае трибунал решил, что это не настолько серьезное преступление, чтобы казнить партизана, но, поскольку он не соответствовал моральным стандартам партии, его из нее исключили, хотя он и продолжил сражаться. Джилас позже писал, что этот партизан героически погиб в бою.

А арестованного в 1944-м за гомосексуальность Йосипа Мардешича, заведовавшего коммуникациями в партизанском Генштабе, решили казнить. Мардешича погубила высокая должность, которая делала опасным его разжалование, потому что он владел всей информацией о югославских партизанах. К тому же его обвиняли в развращении других солдат, потому что он спал со своими подчиненными, несмотря на то, что они утверждали на допросах, что это было добровольно (им сохранили жизнь, но исключили из партии). Точно так же, как в данном случае вину за гомосексуальность подчиненных переложили на офицера, вину за развращение партизана-мусульманина переложили на якобы совратившего его в юношестве мусульманского бея, потому что он был выше по рангу, а ислам, бывший религией турецкого господства, в Сербии часто ассоциировался с гомосексуальностью.

После войны

В 1945 году статус «жертва нацизма» в Германии присваивали тем, кого при национал-социалистическом режиме преследовали по расовым, религиозным или политическим причинам. Рома и синти (самоназвания различных ветвей цыган), а также гомосексуалы в эти категории не попадали, потому что считались «криминальными» и «антисоциальными» элементами. Параграф 175, унаследованный от нацистской Германии, продолжал действовать в стране вплоть до 1969 года, и гомосексуалов продолжали арестовывать. Жертвы этого закона были реабилитированы только в 2002-м.

Ричард Эвальд после войны получил статус жертвы нацизма за свою приверженность борьбе с ним и поддержку евреев. Однако, когда выяснилось, что он был отправлен сначала в тюрьму, а потом в концлагеря за гомосексуальность, его статус отозвали и его вновь приговорили к заключению.

Аналогичная история произошла с Гертой Штейн, еврейкой, прошедшей через Освенцим: женщина, у которой Штейн снимала квартиру, обвинила ее в том, что она якобы соблазнила ее 30-летнюю дочь. Комитет жертв нацизма лишил ее статуса, решив, что своим поведением она унижает честь и достоинство жертв нацизма.

Правительство Шарля де Голля отменило большинство законов, принятых в Вишистской Франции, в первую очередь пытаясь очистить уголовный кодекс от антисемитских статей, но не отменило антигомосексуальные законы, несмотря даже на то, что до войны во Франции их не было с наполеоновских времен. Поэтому вернувшиеся из концлагерей гомосексуалы вынуждены были молчать о своем заключении. Пьер Зеель, например, столкнулся с осуждением семьи и вынужден был скрывать свою ориентацию. Он женился, не сообщив жене о том, что он гомосексуал, и завел с ней троих детей. Брак оказался несчастливым — у Зееля началась депрессия, и он запил. Только в начале 1980-х годов, когда началось обсуждение декриминализации гомосексуальности, он отважился наконец рассказать о своем опыте и начал активно бороться за признание гомосексуалов жертвами нацизма, а в 1994-м написал книгу о жизни гомосексуала в концлагерях. Жертвой холокоста его признали только в 2003-м.

В США и Великобритании после окончания войны раскрыли несколько советских агентурных сетей. Из-за этого в Америке началась паника по поводу «красной и лавандовой угроз», ставшая причиной волны преследований и увольнений гомосексуалов. Например, когда в 1954 году раскрылась гомосексуальность Дадли Кейва, его уволили с работы.

Одновременно в этим война привела к тому, что многие гомосексуалы нашли товарищей в армии и переехали в прибрежные города, где они образовали свои сообщества, сыгравшие существенную роль в борьбе за права ЛГБТ-людей.

Поэтому уже в 1960-х годах в обеих странах начался процесс декриминализации гомосексуальных отношений, который закончился только в начале 2000-х.

После смерти Сталина преследование гомосексуалов в СССР только начало набирать обороты: количество арестованных с пары сотен в год в 1930–1950-х годах выросло до 700–1400 человек ежегодно в 1960–1980-х. Это нанесло непоправимый урон российским гомосексуалам, разрушив их сообщества и стерев их истории. Причем по статье за мужеложство сажали не только гомосексуалов: она использовалось в основном для давления на несогласных.

Например, в 1939 году был арестован один из организаторов Большого террора Николай Ежов, которому вменяли в вину в том числе мужеложство, хотя расстреляли в конечном итоге за предполагаемую организацию государственного переворота. Тем не менее он признался в гомосексуальных связях и указал несколько человек как своих любовников, после чего они были расстреляны. В 1948-м за мужеложство был осужден режиссер Сергей Параджанов, который во время войны в составе концертной группы выступал в госпиталях. Он, как и «любовники» Ежова, неудачно попал в эпицентр чистки в Министерстве государственной безопасности, целью которой был его сотрудник Николай Микава. В 1973-м на Параджанова снова завели дело о мужеложстве, мотивированное уже «антисоветскими» высказываниями режиссера, который, правда, не скрывал своей бисексуальности. А в 1981 году за мужеложство судили историка Льва Клейна, который ушел на фронт в 1944-м, как только ему исполнилось 16, и прошел войну от Смоленска до Каунаса, где был ранен. Клейн никогда не подтверждал своей гомосексуальности, но и не отрицал ее, считая, что сексуальность человека не касается ни государства, ни общества, но внутритюремное расследование, предпринятое для определения его статуса в тюрьме, признало, что обвинения в его адрес были ложными.

По разным подсчетам, в армии Великобритании во время войны служило от 250 000 до 500 000 не-гетеросексуальных солдат, что составляет 6–12% от ее численности и примерно соответствует предполагаемой пропорции ЛГБТ-людей в любом обществе и аналогичным оценкам количества гомосексуалов в армии США.

Если предположить, что в 32-миллионной советской армии их количественное соотношение было примерно таким же, то в ней должно было воевать от 2 до 4 миллионов бисексуалов, геев, лесбиянок и трансгендерных людей.

Однако широкой публике не известна ни одна из этих историй. Никто не видел фильмов про этих людей, их подвиги и ждущих их дома любимых. Не сохранились их любовные письма и дневники. От этих историй остались лишь какие-то обрывки и уголовные дела, заведенные на ветеранов войны за то, что они любили не тех, кого дозволено было любить. Так, в 1964 году за мужеложство был арестован и приговорен к полутора годам лагерей ветеран войны, член КПСС и председатель колхоза на территории Эстонской ССР Юхан Оясте. Его история нам известна благодаря эстонскому художнику Яанусу Самме, который раскопал ее в архивах.

Даже после отмены статьи за мужеложство в 1993-м осужденные по ней так до сих пор и не были реабилитированы как жертвы репрессий, а архивы с их делами всё еще засекречены. Страна, которая постоянно восхваляет подвиги Великой отечественной войны под лозунгом «Никто не забыт, ничто не забыто», намеренно стерла истории людей, которые в ней участвовали, и до сих пор старается подобные истории замалчивать, пока последние их участники умирают, окончательно унося их с собой. Это ли не настоящее оскорбление ветеранов?