Популярные симптомы и изысканная профилактика: как пандемии прошлых веков влияли на моду

Мода всегда откликалась на то, что происходит в обществе, в том числе на различные пандемии. За последние полтора года маски из простого способа защиты превратились в стильные аксессуары, а бренды соревнуются в создании самых комфортных пижам. Но болезни начали задавать тренды задолго до 2020 года: испанка сделала популярными маски, а париками знать первоначально скрывала сифилитическое облысение. Светлана Ворошилова — о том, как пандемии влияли на представления о привлекательной внешности на протяжении веков.

Сифилис: парики и гульфики

В XV веке в Европе разразилась первая масштабная эпидемия сифилиса. У ученых нет единого мнения о том, как она началась. Одни историки считают, что эту болезнь в Старый свет привез Колумб — вместе с табаком и помидорами. Другие, ссылаясь на многочисленные археологические находки, уверяют, что сифилис в Европе существовал и раньше, просто не в таких масштабах. Как бы там ни было, именно в конце XV века, а особенно в XVI веке заболеваемость сифилисом в Европе стала массовой.

Чем же ему обязана европейская мода? Во-первых, париками. Когда Европу впервые охватил сифилис, до изобретения антибиотиков оставалось несколько столетий, поэтому проявления болезни — в том числе выпадение волос — лечить было нечем. Оставалось одно: маскировать. Чтобы скрыть позор, заболевшие стали носить парики, которые отлично скрывали и лысину, и — частично — язвы на лице, еще одну примету сифилиса.

До поры до времени, впрочем, парики были скромными — их задачей было не привлекать к себе внимание и выглядеть как собственная шевелюра владельца. Всё изменилось с приходом к власти Людовика XIV. «Король-солнце», довольно рано начав лысеть, довел моду на парики до абсурда: он стал носить нарочито пышные, неестественные прически. А так как Людовик был не только королем, но и законодателем мод, его привычку тут же скопировали сначала придворные, а потом и все остальные имущие сословия.

У самого Людовика париков было около тысячи, причем для изготовления каждого из них требовалось до десяти человеческих шевелюр. Королевский парикмахер Жорж Бине в связи с этим заявлял, что готов обнажить голову каждого французского подданного ради того, чтобы украсить королевский облик.

Но парики не единственный «подарок» сифилиса мировой моде. Некоторые ученые — среди них, например, австралийский доктор Кон Скотт Рид — считают, что знаменитые гульфики, которые мы в изобилии видим на западноевропейских портретах XVI века, тоже были призваны замаскировать сифилис. В опубликованной в Internal Medicine Journal статье «Гульфик: мода или медицинская необходимость» Рид утверждает, что повязки и примочки с медикаментами, которыми в те времена лечили сифилис, так торчали из-под одежды, что это невозможно было скрыть. Вот портные и придумали гульфики, скрывающие (а вернее — подчеркивающие, но уже в маскулинном свете) проблемные зоны.

Оспа: пудра и агитационные прически

Тем временем Англия переживала другую эпидемию — оспенную. Известная еще до нашей эры, эта болезнь была занесена в Туманный Альбион в XVI веке. Оспа не щадила никого: ее жертвами становились и простолюдины, и европейские монархи.

В 1562 году ее перенесла английская королева Елизавета I. Стесняясь оставшихся на лице шрамов, она прятала их под толстым слоем свинцовых белил. Как и в случае с Людовиком, королеве подражали: густо напудренные фарфоровые лица остались в моде надолго.

В XVIII веке в Европе появились первые прививки от оспы (методику позаимствовали с Востока, где она была известна по крайней мере с раннего Средневековья). Но многие европейцы относились к этой практике с недоверием, тем более что на тот момент она действительно была рискованной.

Особенно осторожно прививку воспринимали во Франции. Всё изменилось, когда пример подал сам король Людовик XVI, привившийся от оспы вместе со своими братьями (у него была веская причина: его предшественник и дед Людовик XV умер именно от оспы). В честь удачной прививки короля французские шляпники ввели в моду специальную прическу pouf à l’inoculation. В ней были спрятаны символические изображения: змей олицетворял лекарство, дубинка — исцеление, восходящее солнце — короля, а оливковая ветвь — мирную жизнь без болезни. Прическа мгновенно стала модной — а с ней и прививка. Такая вот наглядная агитация для антипрививочников.

Туберкулез: чахоточный шик

До появления антибиотиков туберкулез был фактически неизлечим: он медленно, но верно убивал своих жертв. А раз бороться с ним не получалось, оставалось его… романтизировать.

Туберкулезом болели представители всех сословий, однако ассоциировался он именно с аристократичностью. «Между 1780 и 1850 годами все большие масштабы приобретает эстетизация туберкулеза, — пишет историк и автор книги „Чахоточный шик: история моды, красоты и болезней“ Кэролайн Дэй. — Он и его симптомы становятся неотъемлемыми признаками женской красоты». Присущие жертвам туберкулеза худоба, изысканная бледность, яркий румянец на щеках, блестящие и выразительные (за счет расширенных зрачков) глаза стали считаться привлекательными.

«Болезнь подчеркивала и усиливала черты, которые и так считались эталонными для женщин, — объясняет Дэй. — Более того: в некоторых медицинских журналах даже связывали склонность к туберкулезу с уровнем интеллекта!»

В результате многие абсолютно здоровые женщины имитировали модные симптомы при помощи макияжа и капель белладонны, которые закапывали в глаза, чтобы добиться вышеупомянутого выразительного блеска. Распространение получил культ худобы, и девушки, желая выглядеть в духе чахоточного шика, активно боролись с лишним весом. Фешен-индустрия не отставала: в моду вошли жесткие корсеты, подчеркивавшие (а по факту — создававшие) неестественно тонкую талию.

В 1882 году Роберт Кох объявил об открытии возбудителя туберкулеза (теперь известном как палочка Коха). После этого стало очевидно: болезнь вызывают микроорганизмы, а не «миазмы», как считалось раньше — а значит, туберкулез заразен. Это открытие немедленно повлияло на моду: многие врачи стали винить в распространении туберкулеза длинные, подметающие пол юбки. По их мнению, юбки со шлейфами собирали микробов на улицах и приносили в дом. На опубликованной в журнале Puck карикатуре изображена горничная, вытряхивающая тучи микробов из юбки своей хозяйки; на заднем плане стоят невинные дети, а из-за плеча служанки за всем этим наблюдает смерть с косой. В итоге уже в 1900-х годах подолы платьев поднялись на несколько дюймов.

Жесткие корсеты тоже подверглись критике: врачи указывали на то, что они мешают дыханию, затрудняют кровообращение и тем самым обостряют туберкулез. В противовес жестким корсетам в продаже появились эластичные «корсеты здоровья», которые не так давили на ребра. Наконец, после того как в качестве профилактики туберкулеза стали прописывать солнечные ванны, популярность в высшем обществе приобрел загар, который раньше считался вульгарным и был признаком простолюдина.

Повлиял туберкулез и на мужскую моду. В викторианскую эпоху в тренде были пышные бороды, усы и экстравагантные бакенбарды, но теперь буйная растительность на лице стала считаться опасной.

«Невозможно подсчитать количество бактерий и ядовитых микробов, которые могут скрываться в амазонских джунглях усатого лица — но их наверняка легион, — писал в журнале McClure’s Magazine американский врач Эдвин Ф. Бауэрс. — Корь, скарлатина, дифтерия, туберкулез, коклюш, разнообразные простуды и многие другие инфекционные заболевания могут передаваться и, несомненно, передаются через усы».

Многие мужчины, вняв предупреждениям, поспешили избавиться от растительности на лице.

Испанка: маски и «ревущие двадцатые»

Пандемия испанского гриппа 1918–1920 годов до сих пор считается одной из самых масштабных катастроф в истории человечества. Начавшись на закате Первой мировой войны, испанка быстро превзошла ее по числу жертв. По мнению некоторых историков, болезнь поразила не менее 550 млн человек; число умерших, по разным оценкам, составило от 17 до 100 млн.

Первый тренд, который испанка привнесла во внешний вид — маски для повседневного ношения. Как и в 2020 году, их активно шили и распространяли добровольцы, а инструкции по их изготовлению публиковались в газетах и журналах (а некоторые, судя по фотографиям тех времен, обеспечивали масками даже своих домашних питомцев). Те, кто пережил эту болезнь, прикладывали особенные усилия, чтобы сделать маски модным атрибутом. Так, заголовок статьи в Seattle Daily Times за октябрь 1918 года гласил: «Грипп диктует новую моду: женщины Сиэтла носят сетки с шифоновой отделкой для защиты от болезней». Правда, уже тогда многие врачи сомневались, могут ли тканевые маски помешать распространению гриппа.

Особенно популярными маски для повседневного ношения стали в Японии. Там во время эпидемии испанки многие префектуры обязали граждан носить маски на улицах; в некоторых городах они стали необходимым условием для посещения театров и кино, а то и для поездок в общественном транспорте. Но в отличие от европейцев японцы зачастую продолжали носить маски и после окончания пандемии: они так и остались атрибутом японской уличной моды.

Впрочем, некоторые историки считают, что влияние испанки на моду гораздо шире. Например, главный куратор Музея истории моды в Кембридже Джонатан Уолфорд убежден: нарочито яркая мода третьего десятилетия XX века — тоже во многом реакция на испанку.

«В период между 1918 и 1921 годами мода находилась в состоянии стагнации, — говорит он. — В ней практически не происходило изменений. Потому мода „ревущих двадцатых“ стала ответом на этот период: люди устали умирать, они хотели жить и веселиться».

Корсеты ушли в прошлое, платья стали короче, свободнее и откровеннее. Многие модные дома, которые и сегодня остаются культовыми, возникли именно в тот период: Chanel, Gucci, Fendi. И это тоже было своеобразной реакцией на мрачные годы испанки, считают эксперты.